Поэты пушкинской поры

Домашних пестунов-богов;

Но неприветлив мрамор хладный,

И не приют родимый кров!

Простите ж, сладкие мечтанья

Души обманутой моей;

Как сын беды, как сын изгнанья,

По зыбкой влажности морей

Ветрилам легких кораблей

Препоручу мои желанья.

РОТЧЕВУ

Велико, друг, поэта назначенье,

Ему готов бессмертия венец,

Когда живое вдохновенье

Отчизне посвятит певец;

Когда его златые струны

О славе предков говорят;

Когда от них сердца кипят,

И битвой дышит ратник юный,

И мать на бой благословляет чад.

Души возвышенной порывы

Сильнее власти роковой.

Высоких дум хранитель молчаливый,

Он не поет пред мертвою толпой,

Но избранным приятна песнь Баяна,

Она живит любовь к стране родной,

И с ней выходит из тумана

Заря свободы золотой,

Боготворимой, величавой.

О, пой, мой бард, да с прежней славой

Нас познакомит голос твой,

Но не лелей сограждан слуха

Роскошной лютнею твоей:

Они и так рабы страстей,

Рабы вельмож, рабы царей,

В них нет славян возвышенного духа

И доблести нетрепетных мужей.

Они ползут к ступеням трона,

Им лесть ничтожная дана.

Рабов воздвигнуть ото сна

Труба Тиртеева нужна,

А не свирель Анакреона.

ДЕМОН

К. К-у

Бывает время, разгорится

Огнем божественным душа!

И всё в глазах позолотится,

И вся природа хороша!

И люди добры, и в объятья

Они бегут ко мне как братья,

И, как любовницу мою,

Я их целую, их люблю.

Бывает время, одинокий

Брожу, как остов, меж людей,

И как охотно, как далёко

От них бежал бы в глушь степей,

В вертеп, где львенка кормит львица,

Где нянчит тигр своих детей,

Лишь только б не видать людей

И их смеющиеся лица.

Бывает время, в мраке ночи

Я робко прячуся от дня,

Но демон ищет там меня,

Найдет – и прямо смотрит в очи!

Моли, мой юный друг, моли

Творца небес, творца земли,

Чтобы его святая сила

Тебя одела и хранила

От ухищренной клеветы,

От ядовитого навета,

От обольщений красоты

И беснования поэта.

Валериан Николаевич Олин

1790–1841

Старший современник А.С. Пушкина. Поэт, переводчик (лучший перевод – «Умирающий христианин» А. Ламартина), прозаик, журналист, издатель. В целом творчество Олина было подражательным и развивалось в русле байроновского романтизма, под которым понималась поэзия страстей и мелодраматизм сюжета.

СТАНСЫ

O lacrimarum fons, tenero sacros

Ducentium ortus ex animo! quater

Felix! in imo qui latentem

Pectore te, pia nympha, sensit^[5].

Gray, Poemata

Нет, злобою людской и мраком гробовым

Надежд похищенных ничто не заменяет,

Когда под гибельным дыханьем роковым

И мыслей гаснет огнь, и сердце увядает!

Тогда не только роз слетает цвет с ланит,

Но самая душа, лишась очарованья,

Теряет свежесть чувств, и всё ее томит

В пустыне бытия тоской воспоминанья.

Тогда враждебный вихрь страдальцев жалких

сих,

Не исчезающих под яростью волненья,

В пучину грозную влечет пороков злых

Или бросает их на камни преступленья

^[6]

.

Гроза свирепствует, ревут громады волн;

Не блещут в очи им отрадные светилы…

Уж нет кормы, уже в щепы разбит их челн,

И бездна залила их сердцу берег милый!

Тогда несчастного объемлет душу хлад,

Как смерти страшное и мразное дыханье…

Ах! жизнь без прелести и сладостных отрад —

Без дружбы и любви – одно лишь наказанье!

Тогда бесчувственны к страданьям мы чужим;

Нет страсти ни к чему в душе осиротелой.

Блеснет ли взор чела под сумраком густым?

То блеск слезы… но блеск слезы оледенелой!

Появится ль порой улыбка на устах?

Так метеор во тьме могилу озаряет;

Так плющ, виющийся на башенных стенах,

Зубцы их ветхие гирляндами венчает.

«О башня! ты крепка», – прохожий говорит.

И правда, всё на ней снаружи зеленеет;

Внутри ж, под камнями, ужасный змей лежит,

Всё развалилося, всё мрачно и всё тлеет.

Ах! если бы я мог по-прежнему питать

Чувствительности огнь в груди моей застылой!

По-прежнему любить…

^[7]

иль слезы проливать!..

Тогда бы на пути сей жизни, мне постылой,

Отраден сердцу был и мутных слез ручей!..

Мои душевные потери невозвратны,

Я знаю; но в степи, где свежих нет ключей,

И воды горькие для путника приятны!

^[8]

СЛЕЗЫ

Я зрел, как из твоих пленительных очей

Посыпался как град кипящих слез ручей;

И сим слезам я был причиной сокровенной!

О дева милая! о друг мой несравненный!

Ты плакала!.. увы! как выразить, что я

Почувствовал тогда в груди моей пронзенной?

О, каждая слеза твоя,

Как капля нефти воспаленной,

По манью тайному какого-то жезла

Мне в сердце падала и сердце страшно жгла!

В волненьи чувств моих, отчаянный, смятенный,

Хотел к твоим я броситься ногам,

Прижать тебя к груди, к пылающим устам

И вымолить себе отрадное прощенье,

Или у ног твоих, в страданьях и томленье,

Окончить жизнь – отдать тебе последний вздох;

Но в буре чувств моих я быстро изнемог!

Слеза горячая повисла на реснице —

И я тебе, души моей царице,

На горькие твои источники тоски,

Забывшись, отвечал пожатьем лишь руки

И взором, коего доднесь ты не встречала, —

И вся душа моя в ответе сем блуждала!

Я чуял смерти хлад уже в моей крови,

Я гас… но сколь любви неизъяснима сила!

Ты улыбнулася – и жизнь мне возвратила!

И жизнь мне – дар твоей любви!

УМИРАЮЩИЙ ХРИСТИАНИН

(Перевод из Ламартина)

Что слышу? вкруг меня звучит священна медь!