Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 1

каждой тропкой, каждой горкой

память не будил о ней.

На озерках, на елани,

за логами у леска

кто не видел с самой рани

Темного ее платка!

С ребятишками по-вдовьи

в поле маялась она —

Щипачева Парасковья,—

на полоске дотемна

ставила, не зная лени,

за суслонами суслон…

Взять упасть бы на колени,

той земле отдать поклон.

Пусть к заброшенной могиле

затерялся в мире след —

знаю, мать похоронили

в той земле, что легче нет,

в той земле, в родной державе,

где звучит мой скромный стих,

где теперь высок и славен

труд ушедших и живых.

И когда свистят метели,

снова думаю одно:

и над ней они летели,

и в мое стучат окно.

1957

«В то далекое загляни-ка…»

В то далекое загляни-ка.

Там зверей и птиц голоса.

Земляникой да костяникой

в Зауралье полны леса.

Дружной стайкой идут ребята.

Рдеют ягоды в туеске.

Отпечатаны лунки пяток

между соснами на песке.

Семилетним да восьмилетним

нет и дела еще до забот.

Но бойчее других, но приметней

в этой стайке парнишка идет…

В то далекое загляни-ка.

Вьется тропкой лесная гать.

Он с винтовкой в руках и с книгой —

людям счастье идет искать.

С добрым сердцем, открытым взглядом

он идет и идет сквозь года.

Рядом смерть проходила, и рядом

пострашней проходила беда…

Вспомнить это — и сердце стынет.

Пусть невзгоды встречал не один,

нелегко он пришел к вершине

неподкупных своих вершин.

1961

ЛАДОНЬ

Ладонь

Большая мужская.

Ее —

Отчетливы и грубы —

Линии пересекают,

Дороги твоей судьбы.

Она от кирки и лопаты грубела,

На женской груди робела.

Ладонь — это жизни слепок,

Годов пролетевших следы…

В нее запрокинется небо,

Когда зачерпнешь воды.

Она широка, пятипала.

Плывешь — рассекает реку.

В армейском строю прикипала

Под знаменем красным к древку.

Она —

Чтобы гладить ребенка

С любовью, тревогой отца…

И чтобы пощечиной звонкой

Обжечь подлеца.

Округлое, как планета,

Покоится яблоко в ней.

Пускай же ладони этой

Не будет на свете честней.

1963

БЕЛОЯРСКАЯ АТОМНАЯ

1

Видать, Пышма бежать устала

и приняла людскую власть:

у Белоярки морем стала,

до горизонта разлилась

Уральскою голубизною

и нее глядится небосвод.

Неровной кромкою лесною

окаймлено сверканье вод.

Через него мостом горбатым

ночь перекинет Млечный Путь.

Там станция стоит, и атом

в ней трудится — не кто-нибудь.

2

Она стоит почти в соседстве

с моей деревней Щипачи,

где и сейчас, как было в детстве,

со дна Полдневки бьют ключи.

Стоит с трубою полосатой,

как океанский пароход,

собою славя век двадцатый

и этот непрошедший год.

Вся белая, за кромкой леса

открылась в дымке голубой,

касаясь облаков белесых

той океанскою трубой.

И кажется, глядит куда-то

за горизонт, за край лесной…

Не войнам править — мирный атом

зальет сияньем шар земной.

Август 1963

В РОДНОМ ГОРОДКЕ

В весеннюю свежесть, в вечернюю мглу

я девушку в белом встречал на углу.

Ты снова со мною, родной городок,

сиренью пропахший у пыльных дорог.

Плечисты кварталы твоих новостроек,

но прежних примет от меня не закроешь.

В весеннюю свежесть, в вечернюю мглу

я снова стою на знакомом углу.

Стою, вспоминаю… Ах, девушка в белом,

когда же старушкою стать ты успела?

1964

«Урал. Он лег в мою строку…»

Урал. Он лег в мою строку

Во всю длину, размашисто и строго.

Он Азиатскому материку

Пришелся каменным порогом.

Ему известен мамонта скелет

В грунтах промерзлых. Ливнями, ветрами

Его точили миллионы лет,

Чтобы строкою засверкали грани.

Железо, никель, хромовые руды

Я трону словом, рифму им найду.

Недаром в копях камень изумрудный

Зеленым глазом смотрит в темноту.

Урал запутает тропою лосьей,

Черникой спелой потчевать начнет,

Блеснет меж сосен речкой Сосьвой,

В теснине речкой Вишерой блеснет.

До светлой тучки ледником достанет,

В озера глянет, в стих войдет таким.

Он весь пропах лесами и цветами

И горьковатым дымом заводским.

Март 1964

«Урал! Он был как начало песни…»

Урал! Он был как начало песни.

Хочу разглядеть его не спеша,

Когда еще ни в одном перстне

Не сверкала его душа;

Когда еще трубы над ним не дымили,

Мартены не красили небо в зарю

И горнозаводчик Никита Демидов

Чугунные ядра не лил царю.

Пустынные реки, да глушь лесная,

Да белые вьюги по камню мели.

Несметных сокровищ своих не зная,

Урал стоял поперек Земли.

По каменным скулам скользили тени.

Он был тогда как неграмотный гений.

1964

ОКТЯБРЬ НА УРАЛЕ

Октябрь…

Двадцать шестое…

Зал аплодирует

Стоя.

Полны все ярусы, все балконы.

Рабочие кепки…

Шинели фронтовиков…

В президиуме

Всем знакомые

Малышев, Вайнер, Хохряков.

Ложатся слова,

Как истории грани.

Оратор в тужурке, в пимах.

На улице Ранняя

Поземкой метет зима.

Над городом

В звездах морозной ночи

Склонилось небо широким плечом,

И Вайнер, трибун и любимец рабочих,

Выйдет на улицу, разгорячен.

Поземке бежать с ним рядом,

Колючему ветру касаться щек…

Знамена красногвардейских отрядов

Пулями не пробиты еще.

Еще не оплакивала верхисетцев

У братской могилы трубная медь,

И Вайнера жаркое сердце

По-прежнему хочет дерзать и сметь.

И Малышева у Златоуста

Еще засада не подстерегла.

Он выйдет под звезды тусклые,

Свернет на улицу от угла.

Ему шагать, не сутулиться.

Он эту улицу знает давно,

Не знает только, что этой улице