– Постоянно кручу это в голове, но все равно не могу к этому привыкнуть. Эти его снисходительные манеры, когда он появляется за спинами родителей с бокалом вина и невинно так наблюдает как мы приветствуем друг друга. А затем небрежно, мимоходом приветствует меня, словно мы отвлекли их от чего-то важного и нам всем нужно быстрее покончить с ритуалом, чтоб он мог продолжить очередной важный рассказ о своих успехах.
– Не обращай внимания, в конце концов ты же не хочешь испортить праздник матери?
– Да, ты права. Конечно не хочу. И снова буду чертовски скромен и любезен.
Тем временем поезд опять меняет направление, повинуясь холодной стали рельсов.
– Полезно иметь рядом человека, который может видеть тебя со стороны и вовремя вправить тебе мозги. Кажется я снова впал в мелочное сочувствие самому себе. Немыслимо как быстро человек опускается до своей дурной натуры.
– Это очень странный комплимент, но я приму его – ответила она с очаровательной улыбкой.
– Пожалуй я все таки проветрюсь – говорю я.
Она кивает и я открываю дверь купе.
***
Приглушенные лампы тускло освещают коридор. Такой разительный контраст между светлым уютным купе, со стенами покрытыми мягкой бархатной обивкой и прохладной полутьмой коридора. Я шагаю в коридор и закрываю за собой дверь. Мягкий лунный свет, вкупе со сделавшим передышку снегопадом, позволяют мне различить местность вокруг. Горы все ближе. Лес заметно редеет, повсюду лишь пожухлый кустарник, а ели забираются все выше, венчая вершины холмов. Все чаще встречается прорвавшаяся наружу скальная порода. Я чувствую легкий укол сожаления – когда поезд будет проезжать через горы, будет уже совсем темно, а лунный свет не достигает дна ущелий, и едва ли что-то получится разглядеть в кромешной темноте.
В памяти всплывают образы гор при свете дня – наш состав несется через сжимающиеся тиски каменных стен. Кажется до них можно дотянуться рукой. Внезапно одна стена обрывается и на смену ей приходит узкий уступ. Теперь поезд неторопливо проходит вдоль него, по самому краю. Ты прижимаешься к окну, но даже так не в состоянии различить дно пропасти. А в следующий миг, по эту сторону, снова вздымается отвесная стена. В такие моменты лучше держать дверь купе открытой. Ты выходишь в коридор и наблюдаешь пропасть по другую сторону. Если путь поезда пересекает другая расщелина, более глубокая, то через нее лишь один путь – узкий мост, на высоких, массивных, каменных колоннах, словно высеченных скульптором из цельного куска породы. Иногда такой мост огибает саму скалу, которая настолько вертикальна, что кажется невозможным вырубить в ней уступ достаточной ширины.
Поезд петляет в расщелинах между скал, вздымающихся отвесными стенами вертикально вверх, то ныряя в бесчисленные тоннели и арки, то вновь выскальзывая на свет в неожиданном месте, словно стальная змея застрявшая в лабиринте, из которого единственный выход – вверх. Но змеи не летают. И только две тонкие, блестящие полоски металла не дают заблудится, только они указывают путь. Есть что-то величественное и непостижимое в этом…
Тьма сгущается и уже почти ничего не видно. Чувствую как пол под ногами начинает ускользать вправо, вагон привычно скрипит, снова меняем направление и я покорно двигаюсь вслед за несущимся поездом.
Сбоку, в нескольких метрах от меня, с легким шуршанием открылась дверь. Поворачиваюсь на звук, чтобы посмотреть кто составил мне компанию. Бесшумно паря, кажется словно на цыпочках, к окну напротив купе выскальзывает юная особа. Небольшая легкомысленная шляпка немного оттеняет ей лицо, но все же можно различить слегка вздернутый носик. Кажется она даже не замечает мое присутствие. Ее глаза устремлены куда-то за окно, ввысь. А все ее тело тянется за взглядом, словно она вот-вот вспорхнет и найдя мизерную щель, вылетит наружу. Украдкой рассматриваю ее. Легкое платье, свободного кроя. Изящное, молодое, уже оформившееся тело, которое не в состоянии скрыть даже такое платье. Наконец она чувствует, что не одна. Немного неловко, пытаясь не растерять достоинства, она бросает на меня короткий взгляд. Два кристалла, способные даже в сумраке собрать весь окружающий свет и отразить его. Сердце сжимается до боли и замедляется, лишь для того, чтоб затем с удвоенной скоростью продолжить биение.