Поезд. Бремя танцора

Кончину Сурковского обыграли во всех средствах массовой информации, даже нашли двух двадцатилетних мальчиков, которые ворвались к нему в дом с целью ограбить. Взяли видеомагнитофон. А Глебу размозжили его красивый правильный череп.

Все-таки нужно пойти, несмотря ни на что. Коля на репетиции был просто ужасным. Мало того, что пил недели две, так ещё сейчас, кажется, попивает в одиночку. За что Лёня дал ему главную роль в своем последнем спектакле, непонятно. Все решится на днях. Если этот старый бюрократ Павел Петрович упрётся, то нас просто выгонят. Поэтому весьма неплохо появляться в свете.

Лариса занималась у Лёни столько, сколько себя помнит. В последние два года, когда у него начались проблемы с женой, они много общались. Кончилось это достаточно банально – романом.

Это был странный роман, почти как у учителя с ученицей. Она спрашивала себя, было ли в её отношении хоть капля любви – и не находила ответа. Было восхищение Лео как артистом, режиссером, учителем, но любовником он был переменчивым и непостоянным. Она то пыталась за ним следовать по пятам, то пропускала репетиции, потом снова всё как-то налаживалось, даже переходило в спокойную дружбу, охлаждалось, как коктейль под влиянием кусочков льда, снова вспыхивало. Что-то такое Лео всегда умел говорить, во что верилось.

Кстати, почему к нему приклеилось прозвище «Лео»? Кажется, после сериала про «зачарованных». Совершенно случайно маленькая девочка, дочь кого-то из друзей, назвала его так, и всем понравилось. Он действительно был «хранителем» их маленького театра, все вопросы с администрацией решал сам, но на репетициях требовал такой самоотдачи, что иногда приходилось танцевать до мозолей. Они никогда не знали, что же получится в итоге, а он говорил, что это знать не обязательно, важно знать основную мысль и пытаться её додумать.

Думать, думать – это было его основное правило. Думать о том, в чём ты движешься, каково окружающее пространство по консистенции, иначе говоря, какова «плотность». Затем ощутить, как ты сливаешься с пространством, для этого найти «точку», а когда колебания «плотности» становятся твоими, когда ты нашел эту «точку», ты уже можешь выразить «линию».

Многие не могли понять его методики и уходили. А он не отчаивался. Искал новых людей и верил, что любого можно заставить чувствовать пространство и танцевать с ним в унисон.

Ларисе нравилось в этой методике то, что не было жёстких алгоритмов, куда нужно двигаться. Когда они придумывали партию в спектакле, они придумывали на ходу, в соответствии с собственными ощущениями. Лео только подправлял, склеивал, сшивал движения, и получался неповторимый узор спектакля. Как они это сделали, почему – трудно было объяснить словами. Но разве слова нужны, смеялся Лео, зачем искать логику в том, что не может поддаваться логике. Существуют какие-то законы, но мы не знаем о них. Или знаем, но не можем применить. В общем, с ним трудно было спорить, тем более что его доводы звучали убедительно, вопреки абсурдности.

Лариса в последний раз взмахнула щёточкой по ресницам, придирчиво оценила обтягивающий свитер и вышла на улицу.

5.

– Это великолепно, шарман, браво!

Возле юного мальчика из театра Сурковского шумно вздыхала дама лет сорока, млея от его наскоро накинутой, с проступающими пятнами пота футболке. Мальчик был и вправду хорош, но Ларису он не интересовал. Слишком юн, к тому же вопрос принятия или непринятия в коллектив театра решает не он, а его отец.

Отец стоит поодаль, разговаривает с солидным дяденькой, кажется, директором музыкального театра. Внезапно на Ларису нахлынули воспоминания, она вспомнила время, когда Лео было что-то около тридцати, она была школьницей и в первый раз его увидела. Тут же она стряхнула воспоминания движением плеча и направилась к столу. Что-то я часто и помногу стала пить, подумалось ей, но щебетание, окутывающее её со всех сторон, показалось настолько равнодушным к её личному горю, что она продолжила движение даже с какой-то отчаянностью.

– Лариска, привет! Сколько лет, сколько зим!

Путь ей преградил тот самый, очень правильный и очень не запоминающийся посетитель уважаемого Александра Евсеевича.

– Женя?

– А кто же ещё! Вот решил тоже… приобщиться.

Лариса залпом выпила стакан водки.

– Ты хоть закусывала бы, девочка, я тебя понимаю, конечно…

Лариса кивнула, взяла яблоко и пошла к стене, где были диваны. Ей показалось, что вокруг неё плотность воздуха увеличилась, и сквозь эту оболочку (мембрану, усмехнулась она) перестали проникать окружающие звуки. Люди вокруг перемещались в хаотичном порядке, она слышала голоса, различала фигуры, но, как будто просеивая ощущения сквозь плотное сито воздуха. Водка начала разливаться по телу, и оболочка начала становиться тоньше. Странно, должно быть наоборот.