Поезд для Анны Карениной

– А буквы, – перебила его прожевавшая девушка, – это краткая характеристика! Вот смотрите. Чика – 5.96, усл, дог. 10000. Или вот: Пикассо – 11.97, тр, инф, отст. 20000. Что получается? Элементарно. Чика, значит, май девяносто шестого, «условный договор» или «условились договориться», сумма – сами видите! Пикассо, ноябрь девяносто седьмого, «трудности информации» или «требуется информация», потом – «отступные» или «отсутствует», и опять – сумма.

– Подожди, – остановил ее руку Карпелов, – подожди, дай сообразить. Это же... А Апельсин? – оживился он и показал пальцем поднять список.

– Тут целая поэма! «Апельсин – моя, танцорка»! И все.

– Что это значит? – ошарашенно пробормотал Карпелов.

– Это значит, что это просто список. Теперь нажимаем на саму кличку. Опа!

Продолговатое, пересеченное синей сеткой яйцо раскрутилось и обозначило на экране фотографию, весьма отдаленно напоминающую диву из «Плей-боя». Потом пошел текст.

«Курганова Ева Николаевна, русская, старший лейтенант, Центр. Округ. Отстранена. Убийства подследственных на допросах. Снайпер, отличная подготовка. Опасна. Адрес в Москве. Далила Ми-сявичус. Адрес. Казимир Вольшанский. Адрес».

– Чику! – крикнул, тяжело дыша, Карпелов.

Яйцо развернулось мрачной физиономией цы-ганско-рязанского исполнения.

«Опадов Иван Максимович, почти русский, дальние грузовые перевозки, автомобили, перегонка из-за границы. Оружие. Охрана 4 чел. Офис. Адрес. Домашний адрес. Любовница Купо-ва Инна. Адрес. Ресторан Варшава» среда и пятница».

– Мамацуи, – почти шепотом сказал Карпелов.

«Мамацуи Акона Тиу, японец, дипломат, оружие офиц., охрана, правительственная машина, корты, мальчики до 16, Котик-Пан – 15 лет. Адрес. Ресторан Прага» суббота».

Карпелов встал, взял девушку под мышку, вынес ее из комнаты и закрыл дверь. Постоял, пока она билась и кричала с другой стороны, и тихо спросил:

– Ты знаешь, что это такое?

– Архив! – Лицо Миши Января горело от возбуждения. – Архив наемного киллера!

– Ты сколько в органах работаешь?

– Два года, – уже без энтузиазма сказал Миша. – Вы про мою... Да я бы без нее ничего не смог сделать, она специалист по кодам!

– Ты, Миша, дурак, но в чем-то прав. Девушек на свете пруд пруди. Подумаешь, пристрелят одну. Ты же молодой. Всегда так делай. Только вот какие интересные вещи иногда происходят на свете. Мы с моим напарником пять лет назад план один нарисовали, а у меня в гостях женщина была, любимая, я тебе скажу, женщина. Пока мы утром спали, пришел сантехник кран чинить. Попросил бумажку что-то там нарисовать, она сдернула со стола первую попавшуюся. А сантехник знал, где я работаю. Вот так, Миша. Беспечность почти всегда обернется к тебе оскалом. – Карпелов помолчал, потом резко повернулся к Январю:

– А Мамацуи ведь – не кличка, это имя!

Миша молчал. Открылась дверь, и вошла девушка.

– Я умру за него, – сказала она, глядя в пол, потом вскинула на Января влажные глаза. – Я люблю тебя до потери сознания, хочешь, я себе харакири сделаю?

– Пожалуй, я отстал от жизни, ребята, – сказал по этому поводу Карпелов, быстро проведя ладонью по волосам вперед-назад. – Голубушка, не надо харакири, сделай лучше чаю и дай мужикам спокойно поговорить. – Он подтолкнул ее к двери и повернулся к Мише:

– Ну что, Январь? Я завтра, как обычно, на кладбище. А тебе работка предстоит. Все про Пеликана. Про его родителей, тетей и дядей, про его кошку, про друзей детства, какое любит мороженое и так далее. Чтобы к вечеру полный отчет. Если он эту дискету просто по глупости спер или нашел где, я его послезавтра отпущу под слежку, потому что мне нужен туляк.

– Я все сделаю. Только разрешите мне съездить с вами на кладбище. Если Пеликан сидит, кто же делает снимки, относит в газеты?

– У меня на этот счет есть одно подозрение, я думаю, этот кто-то тоже не прочь ради Пеликана харакири сделать.

А можно, – сказал Миша Январь, – я велосипед там запрячу, на шею повешу фотоаппарат и изображу такую умную и скучную морду лица, как у Пеликана?

С утра шел дождь. На Преображенском кладбище народу было на удивление много. «Суббота», – шепнул Январь Карпелову. Карпелов толкнул его локтем и в ужасе показал на большое скопление народу неподалеку. Человек пятнадцать в форме.

– Мама родная!.. Быстро выясни, что они делают, неужели они пришли на похороны Хари-тона?!

Миша Январь пробежался. Издалека Карпелов наблюдал, как он отирается возле погонников, невысокого роста пожилой полковник отвадил его.

– Свою сотрудницу хоронят, – доложил подбежавший Январь.

Карпелов облегченно вытер лоб платком. Дождь не принес прохладу. В мокром тяжелом воздухе незыблемо и торжественно стояли кресты и памятники, над ними куполом согнулось серое небо. В куполе эхом отражался гул разговоров, иногда прерываемый плачем, криком летающих ворон, сигналами машин и даже лаем собаки.

Возле небольшого памятника – черный кусок камня – стояла Ева Курганова и, слегка оторопев, читала свое имя и даты жизни. Эпитафия на памятнике заставила ее впасть в задумчивость. Прокрашенными золотом буквами было написано: «Ты самая...» И все.