Поезд для Анны Карениной

Карпелов вышел, отметив краем глаза возню детей неподалеку на площадке. На балконах топтались люди, некоторые переговаривались друг с другом, где-то орал телевизор и визгливо мучилась скрипка в судорогах гамм. Он отметил красоту и необычность позы, в которой застыла странная скульптурная группа на земле, особенно ему понравилось, что руки Января прижимались к земле кроссовками у самых кистей. Волосы женщины были стянуты резинкой в маленький хвост, на лбу – повязка от пота. Она дышала, приоткрыв рот, но не судорожно и тяжело, а...

Профессионально, да, именно так, медленно прогоняя воздух сквозь сжатые зубы.

– Я был на кладбище, помните меня? – Миша пытался вести беседу. Он хотел поднять голову и рассмотреть напряженными глазами лицо женщины над собой. Его прижали посильней.

– Майор Карпелов, особо тяжкие Западного округа, – Карпелов показал пустые ладони, – пошли в машину, там удобнее разговаривать. Тебя ищет киллер Хрустов, ты у него в списке неотложных дел последней записью. Приехали предупредить.

– Почему вы меня фотографировали на кладбище? – Ева не пошевелилась.

– Привидение, – просипел как мог Январь. Ева отпустила его голову.

– Что?!

– Если вы – привидение, – Январь боялся пошевелиться, – то на фотографии не проявитесь, а если серьезно, мы там были на задании, собачку мы там хоронили.

Ева расставила ноги пошире, и Январь потряс затекшими руками. На запястьях отпечатался фигурный рисунок от подошв кроссовок. Подошел Карпелов и дернул его на себя за руку, помогая встать. Он протянул руку и женщине, она посмотрела на него несколько длинных секунд, у Карпелова холодком по спине пробежал восторг на грани ужаса от неестественного цвета ее глаз.

Ее ладонь была маленькой и сильной, слегка шершавой и грязной. Карпелов понял, что она подбиралась к их машине почти ползком.

– Наемник Хрустов... – начал было Карпелов в машине, когда женщина села сзади, не закрывая дверцу, но она перебила.

– Хрустов – это моя печаль, – сказала она, – я с ним разберусь сама. Как вы меня нашли?

Мужчины задумались.

– Если мы вам все расскажем, – начал Январь, вздохнув, – это долго и полный бред.

– Ты только фантазию не употребляй, я тебя умоляю, – перебил его Карпелов.

А глаголы? Глаголы можно?

Вечерело. Дима Куницын смотрел в открытое окно в кабинете начальника разведки. Он прошел инструктаж, получил командировочные деньги, отчитался письменно по поводу последнего задания и теперь краем уха слушал монотонный бубнящий голос начальника. Ему сказали, кто будет курировать отдел после смерти генерала Горшкова. Здесь Дима перестал разглядывать неподвижные листья в раме окна и напрягся. Ему сообщили, что агент – то есть он – никогда начальника видеть не будет, задание получать по абонементному адресу, при возникновении проблем звонить по определенному номеру телефона. Ему назвали пароль и предложили самому разработать легенду и облик.

Это было что-то новенькое. Генерал Горшков с удовольствием обсуждал все с Димой, сам прикидывал его имидж и стиль поведения, иногда даже давал некоторые советы по обращению с женщинами и – что самое главное – стоял за него горой в случае непредвиденных обстоятельств. Новый начальник назвал номер его счета в банке. Без всякого выражения пробубнил, что лично он ни в разработках операций, ни в контроле их проведения участвовать не будет, а человека, непосредственно курирующего Диму, называть не может в целях безопасности. Дима внимательно смотрел в этот момент в усталое морщинистое лицо, он подумал, что подобная конспирация может означать и то, что его боятся. Чьей безопасности?

Начальство Димы, действительно, понять, почему и как произошло убийство генерала, не могло. Жена Горшкова показания свои бесконечно меняла, на одном из ее допросов всплыли странные сведения о том, что Дима Куницын был на даче, жена генерала, истерично визжа и размазывая по лицу слезы, кричала, что поругалась с Димой, поэтому все и произошло, «...вы что, не понимаете?!». Шофер генерала, мужик большой и сильный, признался, что жена начальника любила при случае его слегка раздеть и отхлестать плеткой. Употребить эту информацию в интересах следствия следователю пока не удалось.

Глядя в спокойное лицо молодого офицера, генерал испытывал странное чувство опасности. Он не понимал мужской красоты, просто наружный облик никогда не вызывал у него никаких чувств. Только говорящий, что-то делающий человек как-то определялся. Генерал видел, как Дима стреляет в тире, как он ходит, разговаривает, однажды он с Димой ехал в автомобиле, они сидели на заднем сиденье, рассматривая документы, шофер не правильно ушел от буйного водителя, машину занесло. Дима навалился на генерала, закрывая своим телом, пришлось его поблагодарить, когда они остановились, но даже тогда генералу казалось, что он видит просто портрет – набросок лица на белой бумаге несколькими линиями гениальной разметки. Иллюзия идеального образа мужчины.