Поезд на Ленинград

Что это с ним? Он стал терять не только себя, но и слова, мысли… Он не хотел, но отчаяние, делавшее его слабым, ломающее конструкцию его стойкости, все прорывалось и прорывалось наружу. Голос стал неприлично дрожать, на глаза опять навернулись слезы – обжегшие изнутри, слезы жалости, – ведь не дадут закончить дела.

– Я пытался вызвать у вас чувство сострадания к ним, – признался Константин Федорович, – чтобы пробудить живую эмоцию. Живая эмоция – это проблеск разума, признак того, что вы не потеряли связи чувств и рассудка. Все ваши эмоции относились прежде к иллюзорным событиям, происходящим в вашей голове. Вы многое себе напредставляли, так ведь? А прошлое приказали себе забыть. Феликс Белов жил только тем, что происходило после двадцать первого года, а это уже искусственно созданное вами, чтобы заместить страшное настоящее.

– Скажите, кто не пытается жить, не пытаясь забыть того, что с ним происходило до года, скажем, этак двадцатого, а? – распалялся Белов. – Вы сами не пытаетесь выкинуть кое-что из своей биографии? Никакого сострадания я к Лиде Месхишвили не испытываю. Она чудовище…

– А вы? Кем себя видите вы?

Этот вопрос, который Грених задал ледяным тоном, спутал мысли Феликса окончательно. Он завертел головой.

– Я? – Феликс невинно вскинул брови, но тотчас его лицо искривилось, из недр сердца вновь стал прорываться гнев. – Да я нарочно собрать хотел здесь всех этих убийц, лжецов, все эти низкие душонки, чтобы не чувствовать себя одиноким. Я, наемный убийца, собрал себе круг общества, мою армию, свиту. Это будет мой народ! На самом деле мне до них нет дела, пусть себе разваливают страну, шпионят, гадят. Зато я на их фоне святой. Святой! Ответ мой вам таков – я считаю себя святым… – сквозь завесу гнева пробилась жалость.

– Вам нужна помощь, – сжал его локоть Грених. Феликс вздрогнул, под пальцами профессора будто были спрятаны маленькие иголки или оголенные электроды. Руку, которую он сжал, вновь будто парализовало. И смотрел он опять в глаза своим змеиным взглядом.

– Где Вольф? – испуганно закричал Феликс, не увидев своего сообщника сидящим через проход. – Вольф меня предал!

Грених глубоко вдохнул, выдержал паузу и с осторожностью произнес, наклоняясь:

– Вы и есть Вольф.

Феликс отдернул руку, обернувшись, окинул вагон настороженным взглядом. Ни один из присутствующих не выказал удивления. Они все… Они все тоже в это верят?

– Что вы хотите этим сказать? – сорвалось с губ Белова. – Куда вы его дели?

– Вы и есть – Вольф Семен Осипович. Феликс Белов – лишь ваше альтер-эго. Вы страдаете недугом, который называется «диссоциация личности».

Феликс уставился изумленным взглядом на склонившееся к нему лицо профессора: один глаз – черная бездонная пропасть, другой – змеиный, на лоб упала черно-серебристая прядка, губы плотно сжаты. И тут появился проблеск в сознании, в котором было сгрудились темные тучи. Наступило облегчение. Ага, понятно – сверкнул в мыслях луч надежды – Константин Федорович решил подыграть. Все ясно. Феликса Белова нужно выставить сумасшедшим, чтобы потом легче было оправдать тех, кого он собирался опорочить. Не выйдет!

– Именно поэтому вы не смогли под именем Феликса Белова попасть в Институт красной профессуры – вы там уже числитесь как Вольф. В деканате подумали, что вы лишь хотите сменить фамилию, и отправили вас в Наркомвнутдел. По документам Вольфа – то есть по своим – вы ездите из Ленинграда в Москву, из Москвы в Ленинград, не считая, разумеется, фальшивых, которыми вы пользуетесь тоже, по документам Вольфа вы устроились в газету. Надо упомянуть и о случайно закравшейся ошибке в паспорте, который вы получили в сентябре двадцать первого года. Сотрудница, что заполняла форму, написала в строку с датой рождения: 1903 год, а не 1898-й. Ошиблась.

Феликс Белов машинально сунул руку в карман пиджака, где лежали порядком измятое удостоверение личности, разовый железнодорожный билет, студенческая книжка, пропуск в редакцию «Правды», еще один железнодорожный билет, выписанный на имя Вольфа, студента-практиканта.

– Вольф Семен Осипович, – читал он, листая документы. – Вольф С. О… Вольф… Вы хотите меня одурачить? Как документы Вольфа оказались у меня? А где мои бумаги?

– Бумаг на имя Феликса Белова у вас нет. Вы это имя выдумали.

Феликс выронил документы, вцепившись в высокий, под подбородок, воротник вязаного свитера.

– Почему вы стали рассказывать про Вольфа, назвав его моим именем? – в ужасе спросил он.

– А вы заметили это только сейчас? Радует, что амнезия частичная. Значит, бывают мгновения, когда ваши личности воссоединяются в одну. Сейчас именно это и произошло: вы – это вы. Вы Вольф Семен Осипович.

– Он все время хочет сделать по-своему, – тихо, как будто самому себе, произнес Феликс.