Поезд на Солнечный берег

Чуть ниже на полках лежал всякий хлам вроде старинной пишущей машинки с отсутствующими клавишами, покрытых пылью флаконов из–под духов, переплетов без книг и разбитых музыкальных шкатулок. На прилавке перед странным продавцом высилась громоздкая тускло–желтая касса старинного образца, засаленные счеты с коричневыми и черными костяшками и вращающийся хрустальный шар на ножке, внутри которого поблескивали какие–то разноцветные билетики.

Мистралю хватило одного взгляда на продавца, чтобы понять, что он угодил в очень странное место. Нет, даже не так: в Очень Странное Место. Два вопроса особенно волновали его теперь: первый – как описать словами все то, что он видит, и второй – как бы поскорее выбраться отсюда. Человек более здравомыслящий удовлетворился бы только вторым пунктом, но не следует забывать, что Мистраль был писателем, и мир во всех его проявлениях (включая самого себя и свои переживания) он рассматривал прежде всего как материал для своих произведений. Сфинкс, насупясь, глядел на него из–за стойки. Мистраль подумал, что бы такое сказать – не то чтобы умное, но хотя бы подобающее случаю, однако все пригодные для беседы темы выкинули белый флаг и позорно капитулировали. Сфинкс сам пришел ему на помощь.

– Вы что–то ищете?

Мистраль поглядел на его лицо и решился.

– А что у вас есть? – быстро спросил он. Сердце гулко ухнуло у него в груди.

– Все, – важно ответил его собеседник.

– Так–таки и все? – усомнился Мистраль, к которому начало возвращаться его обычное хладнокровие.

– Абсолютно все, – заверил его сфинкс. – Весь вопрос только в том, чего вы желаете. Не угодно ли, к примеру, унцию славы?

– Почему именно славы? – растерялся писатель.

– У людей это товар повышенного спроса, – пояснил сфинкс. – Также в наличии имеются богатство, любовь, талант, вдохновение, удача, ум, трудолюбие, молодость и здоровье.

«Любопытно», – подумал Мистраль. Но вслух этого не сказал.

– Зависть, злость, ненависть, несчастье, нелюбовь, отвращение, – бегло перечислял сфинкс, водя когтем вдоль запыленных этикеток флаконов, которые в первое мгновение показались Мистралю обыкновенными склянками из–под духов. – Все первосортного качества, заметьте. Никаких подделок, мы строго следим за этим.

– А что, кто–то сейчас покупает нездоровье? – осторожно спросил писатель. – Мне казалось, это не то… не тот предмет, который люди пожелают при себе иметь.

– Зато как удобно подарить его врагу, – вздохнул сфинкс. – Или, скажем, конкуренту. Посылаете ему в дар нездоровье, и вскоре глядишь – а конкурента уже и поминай как звали. В буквальном смысле, между прочим. У вас есть враги?

– Вообще–то я не собираюсь ничего покупать, – поспешно сказал Мистраль.

Сфинкс прищурился:

– А разве я сказал, что мы что–то продаем?

Чучело летучей мыши, висевшее на балке вниз головой, мотнуло крыльями, сверкнуло глазами на опешившего Мистраля и вновь замерло. Тут только писатель заметил, что все животные в лавке, которых он принимал за чучела, на самом деле живые.

– Я думал, вы хотите мне что–то предложить, – сказал Мистраль.

Паук в углу тихо рассмеялся. (Все пауки, как известно, умеют смеяться, но, так как их смех неразличим для человеческого уха, об этой их особенности никто не знает.)

– Мы не торгуем за деньги! – пропищал он.

– Вот именно, – подтвердил сфинкс. – Кстати, что общего между совой и словом?

– А почему вы спрашиваете? – Мистраль терялся все больше и больше.

– Так, – загадочно ответил сфинкс. – Но за правильный ответ вы можете кое–что получить.

– Унцию славы? – в тон ему осведомился Мистраль. Паук расхохотался так звонко, что чуть не свалился со своей паутины.

– Я так и знал, что он писатель! – объявил он.

– И что в этом такого? – сердито спросил Мистраль.

– Видите ли, – сказал сфинкс, – не знаю, поймете ли вы нас, но унция – это очень, очень много. И обойдется она вам… ну, честно говоря, недешево.

– А на сколько хватает унции? – поинтересовался Мистраль.

– На 30 лет. – Сфинкс со значением прищурился. – Так каков же ваш ответ?

– Не знаю, – признался Мистраль. – И сова, и слово начинаются на букву «с», разве не так?

Сфинкс протяжно вздохнул.

– Общего между ними то, что они не воробей, – промолвил он и звонко щелкнул костяшкой на счетах. – Попробуем еще раз. Кто рождается седым, умирает молодым?

Мистраль немного поразмыслил.

– Дым? – без особой уверенности в голосе предположил он.

Сфинкс покачал головой.

– Вы могли бы догадаться, если бы дали себе труд подумать, – заметил он. – Это день, он зарождается в сумерках и долго не живет.

– С таким же успехом можно сказать, что это ночь, – возразил Мистраль, в котором взыграл дух противоречия. Сфинкс бросил на него быстрый взгляд и вновь щелкнул счетами.

– Ладно, – сказал он. – Так уж и быть. Зодчий возводит чертог без камней и цемента – черно–белый чертог мечты, в котором никто никогда не сможет жить, даже если захочет. – Сфинкс поднял лапу. – Внимание: что это за чертог?

Мистраль хотел было признаться, что не знает, и уйти из лавки, но тут его осенило.

– Это книга, – сказал он. – Белые страницы, черные буквы. Чертог из строк.