Поезд на Солнечный берег

И тут все словно осветилось яркой вспышкой – вспышкой памяти; он вспомнил день нерождения, сияющее лицо Матильды, ее радость… и уныние Сутягина, его вымученную любезность. Филипп понял все, и сердце его сжалось.

От двери донесся осторожный кашель.

– Мое почтение, – раздался чей–то чрезвычайно гнусавый голос.

Филипп подскочил на месте от неожиданности. Киллер быстро направил на вновь пришедшего свой лазерный дырокол. Человек без лица явно решил прифрантиться в это утро: на нем были вышитые сапожки и белый костюм, причем пиджак и галстук–бабочка были надеты прямо на голое тело.

– Ни с места! – прошипел киллер.

– Вы ошиблись дверью, – сказал Фаэтон за его спиной, делая Человеку без лица отчаянные знаки, на которые тот, однако, никак не отреагировал.

– Привет, Филипп, – спокойно сказал он, изучая киллера своими глазами–бусинами.

Убийца облизал внезапно пересохшие губы.

– Свидетель, – сказал он растерянно. – Какая удача! Придется брать с заказчика за двойную работу.

– Черта с два, – процедил Человек без лица сквозь верхнюю губу. – И где только держат таких олухов?

– Попрошу не оскорблять фирму! – запальчиво крикнул киллер.

– Наверняка не в «Зомбее» и не у Сырдабора, – щурясь, продолжал Человек без улыбки. – Там работают люди грамотные, тихие и порядочные, которые знают себе цену и никому не позволяют сбивать ее. Только в этой трущобе, «Бюро добрых услуг», и попадаются граждане, которые даже галстук толком завязать не умеют и только и делают, что роняют престиж профессии. – Киллер краем глаза покосился на свой галстук: и правда, тот был повязан немного криво. – И вообще, идти на дело и оставить дверь открытой! Позор! Уроки Раскольникова ничему вас не учат, друг мой. Никакого уважения к классике!

Филипп давно потерял нить мыслей своего друга, но киллер, очевидно, понял все и густо покраснел.

– Прошу прощения, – сказал он. – Действительно, я как–то не подумал. Мне очень жаль, что из–за моей ошибки вам придется прогуляться на небеса несколько раньше, чем вы рассчитывали. Но, – мало–помалу обретая уверенность, говорил он, – я еще молод, и я учусь. Великие примеры прошлого вдохновляют меня.

– Какие такие примеры, ротозей? – вопросил Безликий и Звероподобный, вальяжно развалясь в кресле–гамаке. – И чему, интересно, ты можешь у них научиться, если ты разговариваешь, как последний гномон?

– Протестую! – воскликнул киллер горячо. – Я человек творческой профессии и требую, чтобы мне оказывали уважение. Разумеется, я не претендую на славу госпожи Бренвилье, Сальери или Наполеона. Это мастера, а я…

– Халтурщики! – презрительно отозвался Человек без лица.

– Не согласен! Со стороны маркизы было, конечно, невежливо убивать своих родных из–за наследства, но, в конце концов, у тех было слишком крепкое здоровье, и они просто не оставили бедняжке другого выхода.

– В конце концов, – повторил Человек без лица, надменно выпятив нижнюю губу в знак величайшего презрения, – она попалась, потому что у нее не было профессионального навыка.

– А Призрак? Величайший из великих, потому что никто о нем ничего не знает и неизвестно, существует ли он вообще, – горячился гороховый. – Да нет, что вы в этом понимаете! Ведь он убил самого Жив О’Глота, бубликового миллиардера. Да–да, мы кое–что слышали об этом! Публика, конечно, поверила, что он умер от старости, хотя ему было всего девяносто два. Он был в самом расцвете остатка сил и многое еще мог совершить.

– Халява, – безапелляционно отрезал Человек без лица, – жуткая халява! Я всего–навсего впустил ему в ухо пиранью, и она сожрала его изнутри – сначала мозг, ну, а потом все остальное.

Филипп поперхнулся: такого оборота он никак не ожидал. Киллер вытаращил глаза и выронил дырокол.

– А впрочем, я ничего не говорил, – благодушно сказал Человек без лица, изучая потолок.

– Мой учитель! – вскричал киллер, падая на колени и простирая руки в молитвенном экстазе. – Мой кумир!

– Оставь эти штучки для Орландо, когда он умоляет нас не курить, – безжалостно сказал Призрак, он же Безликий, он же Неулыбчивый. – Встань и не оскверняй ковер моего друга неуместными прикосновениями. Я сегодня в убийственном настроении. Когда я в убийственном настроении, это значит, что мне хочется кого–нибудь убить.

– Вы правы, – кричал киллер, не слушая его, – что по сравнению с вами все маркизы и бандиты, императоры и полководцы! Учитель, нет слов, как я восхищаюсь вами! – Он кинулся лобызать его руки.

– Будет, будет, – проворчал Призрак, отпихивая его ногой. Киллер простерся ниц и начал целовать его сапоги.

– Пойду выпущу Лаэрта, – сказал Филипп, утомленный столь бурным изъявлением чувств.

– Великий! Несравненный! Божественный! – вопил гороховый.

Филипп освободил Лаэрта из холодильника и рассказал ему, что у них происходит. Когда они вернулись, киллер рыдал от невыразимого счастья, уткнувшись головой в вышитый сапог своего идола, и сокрушался, что никогда не сможет быть таким, как он. Человек без лица скучающе позевывал и поглядывал в окно. Лаэрт задумчиво облетел вокруг него и сел на плечо Филиппу.

– Пахнет кровью, – сообщил он вполголоса.