Толстый вирус сидел в стеклянной банке и в глубокой тоске. Профессор Пробиркин, в халате, очках и резиновых перчатках, порхал по лаборатории, мурлыча себе под нос. Руки его не знали устали: то они поправляли какую-нибудь колбу, то листали журнал, то выбивали на столе барабанную дробь — привычка, которую вирус не переваривал совершенно. К тому же профессор любил разговаривать сам с собой, обожал крепкий лимонад и жареные семечки. Любимым его изречением, вырезанным на стене золотыми готическими буквами кириллического профиля, было: «Думать вредно». Другое его изречение, которое он часто повторял, гласило: «Все — суета, кроме диссертации». Диссертация, которую поклонник лимонада защитил в юношеском возрасте, лет примерно восемьдесят назад, носила название «О членах у членистоногих и член-корреспондентов» и произвела среди ученых настоящий фурор. Пробиркина произвели в гении, и по скромности он принял это звание, обязывающее остальных (то бишь негениев) относиться к нему с опасливым почтением. Настроение у Пробиркина было превосходное: он только что закончил серию важных опытов, в которых участвовал вирус, и опыты эти дали именно такие результаты, каких и ожидал профессор, то есть никакие, что само по себе уже являлось важнейшим результатом. Итак, Пробиркин блаженствовал, или, как сказал бы Орландо, пребывал в полном шоколаде, а вирус с тоской следил за ним сквозь толщу своей стеклянной тюрьмы.
Проходя мимо банки, профессор подобострастно хихикнул (он всегда смеялся одинаково) и пощекотал ее. Вирус отпрянул: он ненавидел, когда с ним так обращались.
— Как самочувствие, дружок? — нежно спросил Пробиркин, прямо-таки лучась довольством.
— Отлично, — угрюмо отозвался вирус, дергаясь от злобы, — сквозь меня уже пропускали двадцать тысяч вольт, замораживали в жидком недороде и твердом азиоте. Что вы на этот раз придумали?
— Хе-хе-хе! — проскрипел Пробиркин, и его круглое брюшко затряслось. — А ты молодец, молодец. Значит, ничего не вышло, а? Даже в недороде!
— Да, я совершенство со всех точек зрения, — самонадеянно признался вирус, — и вы ничего не можете с этим поделать.
— Таким мы тебя и создали, дружок, — хихикнул Пробиркин, просматривая на свет колбу, в которой болталась какая-то мутная жидкость.
— Да? — ощерился вирус. — Я принадлежу матери-природе. Только она могла создать меня, а вы — используете.
— Но-но, не спорь со мной, — недовольно сказал Пробиркин, — мне лучше знать.
— Количество ублюдков среди человеческого рода, — усмехаясь, заговорил вирус, — свидетельствует о том, что вы даже сами себя толком воспроизвести не можете. Вообще, создавать не по вашей части; вот разрушать…
Пробиркин строго постучал по столу.
— Разболтался ты очень, — сказал он, швырнув колбу на полку через всю лабораторию. — Ничего, когда тебя будут представлять генералу, я уж позабочусь, чтобы ты держал язык за зубами.
Вирус завыл и стал биться о стекло банки, но оно было слишком прочно.
— Для чего меня здесь держат? — спросил он жалобно. — Я на волю хочу! — Пробиркин ласково улыбался. — Хочу свежим воздухом дышать! Хочу жить полноценной половой жизнью! Вот встречу какую-нибудь румяную инфузорию, заведу с ней счастливую семью… У-у-у…
Вирус стонал. Пробиркин поморщился.
— Семью отставить, — сказал он. — Будешь делать то, что скажу я. Пусть Розенкрейцер Валтасарович раскошелится на миллион-другой бубликов, я продолжу исследования и превращу тебя в образцовый антицветочный вирус.
— Зачем? — спросил вирус в полном изнеможении.
— Будешь поражать цветы, — пояснил Пробиркин. — Война до победного конца. Мы исчерпали все средства.
— Это еще что такое? — заворчал вирус. — Я желаю иметь свободу выбора. Кого хочу, того и замочу, я существо свободолюбивое. А указывать ты дома жене будешь, ишь, какой!
— У меня нет жены, — сухо сообщил Пробиркин. — Она от меня ушла.
— Разумная женщина, — одобрил вирус. — Если бы я был на ее месте, то и замуж за тебя не стал бы выходить.
— На что это ты намекаешь? — рассердился профессор. — Терпение мое испытываешь? Вот помещу тебя снова в жидкий недород…
— Не надо, — сказал вирус поспешно, — давай я лучше тебе одну историю расскажу. Жили-были на земле существа, и были они большие и сильные, очень большие и очень сильные, а мозги у них были в кончике хвоста, и маленькие, просто смехотворные. Но они решили, что сильнее их никого нет и больше им некого бояться. Звали их динозаврами, а потом пришли другие, у которых не было хвоста и, соответственно, мозгов не было вовсе, но они понаделали бомб и решили, что они самые сильные и что их-то никто не сможет победить.
— Ну и что? — спросил Пробиркин рассеянно.
— Ничего, — сказал вирус. — Я пошутил. И вообще я не умею рассказывать историй.
— Ты — низшее создание, — презрительно молвил Пробиркин, — поэтому у тебя никогда ничего и не получается.
— Я молчу, — покорно сказал вирус и действительно умолк.