Поезд ночных теней

– Твой брат, – тихо сказал он. – Йонте Нахтигаль. Появившись в поезде, он сразу же основал группу северных енотов. Под его предводительством они всем жутко досаждали. Они строили учителям всякие каверзы и мешали проводить уроки. Я до сих пор помню, как Йонте своими остротами и розыгрышами позорил меня перед всей школой. Такой маленький глупый мальчишка – а я не мог ему противостоять! Никогда прежде я не чувствовал себя настолько униженным, как в то время, когда в поезде был твой брат.

Не веря собственным ушам, Флинн как громом поражённая во все глаза смотрела на Вильмау. Ещё никто и никогда не отзывался о Йонте так плохо. Ну да, Обри Бейкер утверждает, что Йонте во Всемирном экспрессе чего-то боялся. И Фёдор считает Йонте идиотом. Но сейчас… эти слова из уст учителя… Флинн почувствовала, как от ужаса у неё закружилась голова.

Вильмау продолжил:

– Твой брат считал, что он остроумен и неотразим, а на самом деле он вёл себя ужасно. Не прошло и нескольких недель, как я уже стал бояться столкнуться с ним где-нибудь в поезде. Я ведь тоже всего лишь человек, понимаете? Он сделал меня трусом.

Флинн не шевелилась. Она оцепенела. Казалось, будто кто-то поменял одну реальность на другую, как два слайда в одном диапроекторе.

Пегс с Касимом выглядели ошеломлёнными.

– Вы уверены, что говорите о брате Флинн? – осторожно спросила Пегс. – Может, вы его с кем-то путаете? Ведь он был славным и жизнерадостным – правда, Флинн? Так ты нам рассказывала.

Флинн только и смогла что пожать плечами. Она не знала, что на это сказать. Она чувствовала себя вруньей – и в то же время так, словно её обманули с выигрышем в лотерею.

Вильмау шумно вздохнул.

– Ну, хватит об этом, – распорядился он. – Теперь подождём дальнейших указаний Даниэля.

Павлинов отослали в купе голодными и растерянными. Рейтфи вместо праздничного застолья приготовил поминальную трапезу, а Даниэль по радиосвязи отправил в центральное бюро Всемирного экспресса сообщение с просьбой дать совет. Поезд снова стоял, но на этот раз это напоминало затишье после бури. Над всеми двадцатью четырьмя вагонами нависла тишина.

Было раннее утро, но Флинн не могла сидеть в своём купе. Платья Пегс, её боа и постеры казались бесцветными и печальными. Как клоуны после представления.

– Может, Вильмау и прав, – вслух размышляла Пегс. – Может, Йонте раньше был милым, а потом билет и большое будущее вскружили ему голову. Понимаешь, что я хочу сказать? Он наверняка не делал ничего плохого сознательно. Просто немножко одурел от радости…

Флинн сбросила с себя старое пальто.

– Мне нужно подышать свежим воздухом, – сказала она и, захватив узкий бумеранг, вышла в коридор, не дожидаясь Пегс.

Вообще-то она думала так же: Йонте просто не мог быть таким негодяем, как рассказывал Вильмау. Скорее всего, Вильмау врёт. Йонте не был таким злым. Не может же быть, чтобы подающий надежды замечательный человек вдруг превратился в такого идиота, ведь так?

В окна поезда широкими полосами лился золотистый осенний свет. За матовыми стёклами до самого горизонта простирались осенние луга и горные пейзажи с обрывистыми скалами.

Начинался новый день, но Флинн этого не ощущала. Разве не только что они оказались предоставленными самим себе, без единого учителя? Как может Даниэль сейчас опять брать на себя командование поездом? Почему им никто не сказал, что теперь будет? «Почему теперь, – думала Флинн, устало проводя рукой по лицу, – когда опасность позади, страшнее, чем в момент самой опасности?»

У насыпи, прямо под окном, Флинн заметила темноволосого человека. Фёдор! В предвкушении разговора с ним сердце забилось сильнее. С тех пор как он в одиночку запустил поезд, Фёдор ещё не выходил из кабины паровоза.

Пальцы Флинн судорожно сжали бумеранг. Выбежав на соединительный мостик, она соскочила по металлическим ступеням в высокую траву.

Но у спального вагона стоял не Фёдор, а Стуре. Он вглядывался в бескрайние просторы. Когда Флинн по шуршащей насыпи пошла к нему, он, сощурившись, посмотрел в её сторону.

– Флинн Нахтигаль! – начал было он, но затем ему, похоже, пришло в голову что-то другое. Вскинув подбородок, он сказал: – Я только что починил звёздный проектор твоей подружки Хафельман. Бесплатно. Это было моё последнее тинкерство. Навсегда.

Флинн не купилась на его равнодушный тон. Лицо Стуре было бледнее обычного, и он так смотрел на неё своими стеклянными глазами, словно хотел взглядом передать что-то, чего не мог высказать словами. Она догадалась, что он думает о мадам Флорет.

Но Флинн не хотелось об этом говорить, и она стала разглядывать, как вдали мягкий осенний ветер качает берёзы. Глубоко в душе она осознавала, что Стуре не мог её утешить: ведь бумеранг, попавший в мадам Флорет, из-за чего та качнулась в сторону парового шкафа, был запущен ею.