Поезд пишет пароходу

Мага поднялась по склону и побрела обратно, к корпусам. Было еще очень рано, и на аллеях не оказалось ни души. Она проходила мимо хозяйственного двора и уже собиралась выйти на центральную аллею, как вдруг увидела мужскую фигуру в проеме между корпусами. Это был вчерашний парень, он стоял к ней спиной и приставлял к стене листы фанеры. Мага прошла мимо, не замедляя шага, и шмыгнула за угол корпуса. Может быть, парень попросту разнорабочий? Отец всегда водил дружбу то с плотниками из декорационного цеха, то с уборщиками. Нет, Мага вспомнила его напряженную спину в то время, как он из последних сил старался удержать фанерный щит, чтобы поставить его на землю бесшумно. Хозяйственные рабочие так не делают. Что же там спрятано, что может быть, что-нибудь еще более важное, чем канистра с травой? Она чутко вслушивалась и различила звук отдаляющихся шагов. Выждав еще немного, Мага потихоньку вновь подошла к тому закоулку.

В этом месте корпуса пансионата почти сходились, оставляя узкую щель. В сером мертвом дворике, образованном несколькими глухими стенами, стояли лишь старые декорации, прислоненные к стене. Мага быстро узнала фанерные щиты, которые двигал тот парень. Она отодвинула их один за другим; под перекрытием первого этажа виднелся широкий проем. Мага заглянула внутрь. Поначалу она ничего не увидела: глаза не привыкли к темноте. Она втянула носом воздух — подвальной затхлостью не пахло. Пахло бетоном, нагретым солнцем, и степной травой. Мага пригнулась под балкой и оказалась внутри; здесь было не так уж темно, как показалось вначале. Она различила в полутьме старые маты и одеяла. Еще пара одеял аккуратно сложены, а на них несколько футболок и свитер. В углу стоит термос, упаковка печенья, несколько супов в пакетах, кружка. Это не тайник, а человеческое жилье. Уже понимая, что ничего нового не найдет, она все-таки пошарила рукой по одеялу и вдруг наткнулась на что-то, похожее на журнал. Она вытащила его наружу: нет, не журнал — листы, скрепленные по краю, — на таких студенты конспектируют лекции. Мага поднесла их к самым глазам, но ничего было не разобрать. Сунув листы за пазуху, она выбралась наружу. Это было что-то вроде дневника, написанного синими чернилами на синих листах. Она поняла, что даже здесь, на свету, не прочтет и пары страниц: буквы почти сливались с фоном. Забрать с собой? Но тогда хозяин догадается, что его рассекретили. Если бы только можно было быстро сфотографировать листы прямо здесь! Мага вспомнила про класс, где вела уроки. Там неплохой сканер, а ключи от класса при ней.

…

— Мага? Что вы здесь делаете в такую рань?

— Просто вспомнила, что оставила в компьютере что-то важное, — сказала Мага, улыбаясь. Но Шалом продолжал стоять в дверях. Ему явно не нравились внеурочные вторжения на его территорию.

— Все-все, уже ухожу. — Мага торопливо нажала кнопку «отправить» и бросилась было к двери, но вспомнила, что забыла дневник в сканере. Она вернулась, вытащила дневник и сунула под мышку. Уже запирая дверь, она спохватилась, что, возможно, в компьютере осталась пара открытых файлов. Хотела было снова вернуться, но Шалом явно злился, что она так долго возится. Мага вспомнила, что компьютер сам отключится через несколько минут. К тому же нужно было спешить обратно, пока хозяин дневника не вернулся.

Все прошло успешно, она вернула тетрадь на место, а потом поставила фанерные щиты в той же последовательности, что и раньше. Придя домой, она перебросила сканы в фотошоп и увеличила контрастность. Синее на синем теперь читалось легко.

Синим на синем

Первый месяц после фестиваля напоминал день после новогодней вечеринки — холодный и серый. Все ходили по офису, как прибитые. На глаза попадался то яркий фестивальный плакат, то чья-то щегольская визитка, которая теперь казалась устаревшей: позвонишь — а там никого нет. Время от времени в газете или в сети появлялся новый отзыв о «Киномоне 2008». Большинство из них были положительными, и их Амос зачитывал, как нечто само собой разумеющееся. Отмечалось, что организаторы фестиваля использовали много удачных находок. Но было и несколько критических заметок, где нас упрекали в ошибках, их Амос приносил мне лично и клал передо мной на стол, никак не комментируя.