Поезд пишет пароходу

К счастью, это был общественный балкон, на который можно было выйти прямо с лестничной клетки. Я сбежала вниз и увидела, что рюкзачок раскрыт и несколько мелких предметов выпали из него еще во время полета. Бутерброд, видимо, как и сок, упал вниз: на балконе его не было. Зато там были кошелек и расческа, застрявшая у перил. Одежда и парик остались в рюкзаке, я облегченно вздохнула, но тут же почувствовала, что по спине словно холодной ладонью провели. Паспорт! Он приземлился на наклонную стену — одну из граней корпуса-комка, и тем, кто жил за треугольным окном, ничего не стоило протянуть руку и взять его, а заодно и дополнительный вкладыш, белевший чуть поодаль. Хуже и быть не могло: у того, кто поднимет бумаги, в руках окажутся сразу два документа — подлинный, на Михаль Долев, и поддельный, на старуху Стеллу. Этот вкладыш я смастерила собственноручно на компьютере и распечатала на обычном цветном принтере. Бумажка кое-как могла сойти за настоящий документ, если не вынимать ее из-под мутноватого пластика обложки. Я лишь раз предъявляла паспорт в аптеке, но ни в каком более серьезном месте никогда не решилась бы его показать. И вот они, обе бумажки — на виду, словно карты беспечного игрока.

— Эй, ты скоро там? — спрашивали Нив и Уриэлла, перегнувшись с крыши.

— Да, минуточку, — крикнула я, — мне как раз позвонили, сейчас приду.

Я просунула руку сквозь прутья балкона, но дотянуться до чертовых бумажек было невозможно. Зато я дотянулась до поверхности скоса, на котором лежали бумажки, и провела рукой по мозаичному покрытию. Оно было шероховатым, и это меня ободрило. Я надела рюкзачок на плечи, перелезла через перила и спрыгнула на наклонную стену. Убедившись, что подошвы туфель не скользят, я, не разгибаясь, на корточках стала продвигаться вперед. Я добралась до паспорта и засунула его в карман, оставалось лишь дотянуться до поддельного вкладыша, я протянула руку, но тут подул ветерок, и бумажка соскользнула чуть ниже. Что-то насмешливое, прямо-таки издевательское было в этом легком движении, словно ветру вдруг захотелось со мной поиграть. Пришлось двигаться дальше. Плоскость здесь уже не была такой пологой, но я рассчитала, что сумею дотянуться до бумажки. И тут что-то изменилось: я уже не продвигалась вперед мелкими шажками, а скользила. Поверхность здесь была мокрой, здесь, видимо, разбилась бутылка с соком. Ступи я чуть правее или левее, этого бы не случилось, но теперь я словно была на льду: как я ни пыталась замедлить движение, мне это не удавалось. Я опрокинулась на спину. Что теперь делать? Звать на помощь? Надо мной было синее вечернее небо, и вдруг откуда-то оттуда, с неба, я услышала:

— Господи, смотри!

— Как она там оказалась?

— Эй, кто-нибудь, помогите!

Задрав голову, я увидела их красные лица, с которых свешивались челки, и это небольшое движение привело к тому, что я вновь начала сползать. Дело было уже не в скользкой плитке, а в том, что плоскость здесь была почти отвесной. Все мои мышцы были напряжены, чтобы как можно теснее прильнуть к поверхности, но я продолжала скользить и никак не могла ни остановить это, ни замедлить. Как близко я к краю? Я упаду вниз? Я перестала слышать крики с крыши, потому что кровь стучала у меня в ушах.

…

— Эй, ты в сознании? Скажи что-нибудь, чтобы я понял, что ты в порядке.

Прямо надо мной нависло лицо. Я видела его так близко, что заметила, что волоски на бровях ближе к переносице расположены веером, а на лбу небольшой прыщик.

— Меня зовут Даниэль. Я привез тебя в больницу. Ну, не молчи, я же по глазам вижу, что ты меня понимаешь.

Может быть, это положено каждому умирающему: ты проплываешь мимо всех своих врагов, которые преспокойно сидят на берегу, на свалке бетонных блоков? В тот первый раз, когда он ворвался в мою комнату, мне было не до разглядывания, а теперь я впервые видела его так близко: щеки обветрены, кожа на скуле чуть шелушится. Обычное человеческое лицо. А что, если я правда умерла? Но тогда почему я так явственно чувствую запахи? От его волос несло лавандой. Какой-то дешевый шампунь, напоминающий жидкость для мытья полов. Умершим обычно показывают картинки, а запахи тут ни при чем. И все-таки… У меня ничего не болит, и подозрительно удобно лежать.

— Вы что там, дурачились, на крыше?

И тут я вспомнила, почему оказалась на скосе. Рюкзак! Я нащупала рядом с собой какие-то мешки, наполненные мягким, и продолжала шарить рукой.

— Да здесь твой рюкзак, не волнуйся.

— Я упала? — мой голос был хриплым, словно я не пользовалась им целый год.

— И еще как упала!

— Как же…

— Повезло тебе, вот как. Машина стояла рядом, и ключи в зажигании. Я успел подкатить, ты упала в кузов с тряпками. Уверена, что не ударилась о бортик?

— Это не… тряпки. Это мозги. Из… поролона.

— А, ну да. Точно! — Он заулыбался. — И твои-то, я вижу, тоже в порядке. А я уж беспокоился. Но ты все равно не двигайся. Возможно, у тебя небольшое сотрясение. Сейчас их позову. — Лицо Даниэля взмыло вверх как ракета, — он встал. Я услышала, как он спрыгивает на асфальт.

— Сюда! Нужны носилки, — услышала я его голос.