Привалившись к стволу дерева, Алый пытался отдышаться. Также сидел он в тот момент, когда понял, что не сможет больше ничем помочь. Двум девочкам, которые уже больше не кричали, а просто стояли в проёме окна, понимая, что всё уже закончилось. Что изменить ничего нельзя.
На всю жизнь он запомнит, как скрылись их фигурки за языками пламени. Красные языки словно слизали их. Навсегда.
Схватившись руками за голову, Алый повалился на землю. Хотелось бить, кричать, так, как он обычно выражал свою ярость. Ведь именно за дикий нрав и "красные как у быка" глаза, он получил это прозвище.
Но сегодня было не так. Хотелось выть и реветь. Хотелось крикнуть туда, наверх, куда он никогда не смотрел: зачем их? Возьми лучше меня. Моя жизнь ничего не значит. Никому не нужна. Их только оставь.
Но небо, как и всегда, было глухо к его мольбам. Как и Верка. Дура. Все из-за этой чёртовой бутылки. Дала бы, ничего бы не было. Она же знает, кто он. Что лучше не доводить. Сама виновата.
Но опять что-то внутри твердило, что это не так. Что не сама она полетела на печь, потеряв сознание, что не сама подожгла дом. Не сама оставила своих детей в алом пламени.
Опять возник образ, скрывающихся девочек в огне. На этот раз он подействовал как адреналин.
Встав и тяжело покачиваясь, пошёл он, не разбирая дороги. Вперёд, вперёд. Не останавливаться. Вокруг замелькали красные огни, нападая алыми зайчиками со всех сторон. Нет, только не алый? Этот цвет он больше не может видеть.
Крепкие руки схватили его, встряхнули и запихнули в машину с красными проблесковыми маячками. Алые зайчики продолжали напрыгивать со всех сторон, постепенно теряя свой цвет, и остановившись на сером. Бледно сером цвете.
На суде, выступавший тюремный врач говорил о том, что пациент, доставленный в госпиталь при колонии был весь в крови. При обследовании была обнаружена начальная стадия шизофрении и полная потеря восприимчивости красного цвета.
– Алого. – крикнул Алый со скамьи подсудимых. Он не видел этот цвет. Но он его помнил. Так хорошо, как будто только сейчас отвернулся от исчезающих девочек в языках адского пламени.
9. Мостик
Около покосившегося дома стояла девушка. Ее блуждающий взгляд скользил по грязным стеклам, прожжённым жучками стенам и покосившему крыльцу. Тяжело вздохнув, она поднялась по скрипучим ступенькам и достала ключи из красной кожаной сумки. Немного повозившись со старым замком, ей удалось попасть внутрь. Пошарив рукой по стенам и посадив занозу, она наконец смогла включить свет.
Свет не брызнул в глаза, как это было в ее городской квартире, а тихонько дал понять, что он здесь все-таки есть. Дав глазам привыкнуть, она осмотрела коридор. Мешки, ведра, ворох полиэтилена. Все было небрежно свалено и рассовано по углам. Терпкий запах плесени плавно расплывался по всему дому.
Пройдя в комнату, она увидела старый комод, железные прутья кровати нависали над бережно застеленным покрывалом из лоскутков. На окне, опустив плечи, стоял засохший цветок.
Поставив сумку на стул, она вернулась на крыльцо и, поддерживая под локоть пожилую женщину, провела ее к кровати. Бережно развязав платок, она поправила седые волосы, сняла с женщины кофту и положила на тумбочку рядом.
Уложив женщину в кровать, она направилась на кухню, сняла шпильки, на них было неудобно заниматься уборкой, и принялась мыть посуду, скопившуюся по всей кухне, протирать пыль и подметать пол. Вскипятив чайник и налив по кружке ароматного чая, отнесла в комнату, постояв робко в дверях и поставив кружку на прикроватную тумбочку и вернулась на кухню. Женщина лежала на кровати, отвернувшись к стене и не хотела ни видеть, ни слышать свою гостью. В ее руках была одна фотография. Молодого парня, разинув рот смотрящего на рыбину, которая висела на его удочке. Один кадр, дающий возможность вспомнить целое событие давно минувшего дня.
Он навсегда останется молодым. Смеющимся и веселым. Поймавшим рыбу, целующим девушку и обнимающим свою мать. Для матери он навсегда останется ребенком. Шаловливым, добрым и до безумия любимым. Но это для матери. Она понимает, что молодость возьмет свое, и скоро этой девушки не будет здесь. Она забудет и будет жить дальше. И может быть, больше никогда и не вспомнит.
Захотелось обнять фотографию еще крепче и прогнать эту девчонку сейчас же. Чтобы потом не было больнее. Она же все равно скоро уйдет. Пусть уж уйдет сейчас. Оставит ее одну. Вспоминать и любить. Потому что любовь матери вечна.
А на кухне, машинально протирая все поверхности, не смотря есть ли там пыль или нет, стояла она. Та, которая год назад осталась сиротой, а теперь еще и двойной сиротой, потеряв его. Но одна она не останется. У нее есть тот, ради кого жить. Точнее будет. Уже скоро. Она не успела сказать. Не успела увидеть радость в его глазах. Не успела выбрать с ним имя.