Поездка на марсельском пароходе

При этом господин встал из-за стола и подал руку даме.

Я отвесил низкий поклон всему обществу и отошел к окну, а они долго еще шептались между собой. Как я ни был молод и глуп, а все-таки понял, что дело шло о каком-то испытании, которого, однако, я отгадать не мог. По совести, я ничего не боялся и смолоду хохотал от всей души, когда старухи толковали мне о привидениях, а к мертвым привык, провожая часто окружного лекаря нашего на следственные дела; я присутствовал не раз при вскрытии тел и, случалось, ночевал с ними в одном сарае.

Прошло этак с полчаса; наконец пожилой господин поцеловал молодую даму в лоб, молодого человека в щеку и, проводя их глазами до дверей, возвратился ко мне.

- Устал ты? - спросил он, смотря на меня пристально.

- Немного устал, - отвечал я.

- А ежели устал, так ступай спать; я даже провожу тебя.

Я поклонился.

- Ты не тревожься, - продолжал он, - за истребление волков у нас не наказывают, а награждают, и обижать тебя здесь никто не думает и не желает; я люблю молодцов и завел тебя сюда, как гостя; переночуешь у меня, а завтра я дам тебе письмо к брату в Стокгольм: ты, верно, желаешь определиться на службу?

- Это мое единственное желание.

- В какую именно?

- В морскую.

- Бесподобно? - воскликнул господин, - брат мой член Морского Совета, и одно его слово может доставить тебе место волонтера на одном из королевских кораблей.

Я пренизко поклонился.

- Ну, теперь пойдем со мною: я укажу тебе твою спальню.

Господин приказал одному из своих слуг идти со свечой вперед, а я пошел сзади".

- И вам не было страшно? - спросила Гризи.

- Уверяю вас, - отвечал капитан, - что не только не страшно, а мне страх хотелось спать. Но слушайте; конец, предупреждаю вас, очень глуп. Как быть! и сознаюсь, что глуп, а по совести, повторись это со мною и в этот миг, я, мне кажется, умереть бы не умер, а может быть, перескочил бы через борт. Такова натура: что будешь делать?

Мы молча посмотрели друг на друга; Гризи придвинулась к полковнику, который слушал капитана с большим вниманием. Бельгиец, под предлогом холода, обошел капитана и сел между мною и румяным господином. Надобно заметить, что именно с моей стороны и дул морской ветер. Ночь была так темна, так мрачна, что действительно в двух шагах невозможно было рассмотреть ничего; один капитан, стоявший перед нами, ярко отделялся от мрака, ярка озаренный светом, пробивавшимся сквозь верхние рамы кают-компании.

Когда бесстрашный бельгиец совершил свое перемещение, капитан снова начал рассказ.

"Всякий раз, как я припоминаю себе это глупое происшествие, мне всегда становится досадно; как было не догадаться, что вежливость хозяина замка, внезапный переход от угроз к ласке и, наконец, все, что со мною случилось в продолжение вечера, клонится к чему-нибудь необыкновенному? Нет; в ту минуту мне казалось, что так быть должно, и за господином я шел, как гость, по всему равный хозяину. Первые четыре комнаты были, вероятно, жилые: убранство их носило на себе отпечаток свежести; самый воздух, согретый большими каминами, был тепл, как в той зале, где мы ужинали. Из четвертой мы вошли в нечто вроде ротонды, а из нее в длинный ряд высоких холодных покоев, сырых и совершенно пустых; на мрачных потолках летало что-то; господин часто и робко озирался во все стороны и беспрестанно напоминал слуге, чтобы он от сквозного ветра не потушил свечи. Наконец последняя дверь скрыпнула на ржавых петлях, и меня ввели в мою спальню. Едва я окинул взором этот покой, как во мне родилось сомнение; я почти убедился, что хозяин замка хочет позабавиться на мой счет и испытать, до какой степени может простираться глупость сына бедного лесничего. Вообразите комнату, обтянутую дорогою материею, с золотом на карнизах, окнах и дверях, с двуспальною кроватью из золоченого же дерева, с высокими креслами, обитыми бархатом. Гардины, опущенные до полу, были также бархатные с бахромою и кистями, сплетенными из шелка и золота; короче, я никогда не представлял себе королевской спальни столь роскошной. Слуга поставил свечу на мраморный стол и, по приказанию господина, вышел за дверь; а хозяин, расположась в креслах, подозвал меня.

- Теперь, - сказал он, - я объясню то, чего я от тебя требую; исполнишь ты мое желание, будешь молодец и достоин моего покровительства, а не желаешь выполнить его, откажись и ступай спать на псарню.

- Готов и слушаю, - отвечал я.

- Вот в чем дело, - отвечал господин, - уверяют, что замок не чист; понимаешь ли?.. Я, признаюсь, сам лично в этом не удостоверился, но слышу ежедневно от слуг моих, что в этой комнате, именно в этой, где мы теперь находимся, происходит что-то необыкновенное. В полночь, когда во всех остальных частях замка все тихо и спокойно, тут раздается шум, треск, писк и черт знает что. А как ни поместья, ни замка я еще не взял у одного из моих должников, то и желаю удостовериться, что бы все это значило и не кроется ли во всем этом обман. Ну, понимаешь ли, друг мой?

- Понимаю и остаюсь ночевать, - отвечал я смеясь, - и уверяю вас, что никакие домовые, никакие привидения не испугают меня.