Поездка на Волнорез

Отец первый сел в лодку и всё кончилось. Как сжалось сердце. Прощай Сегодня! Прощай радостный День! Куда ты уходишь, Сегодня? Андрей налёг на вёсла и поплыл в гавань. Теперь мы видели город с его деревьями, домами, башнями, садами, линией горы, и это было как на картине. Встречный ветер бил в лицо и приносил душную струю городского воздуха. Вокруг нас чуть роптало море своими волнами, которым было привольно разливаться на широком водяном поле, покрытом пеной, как инеем. Возвращались с нами и морские птицы и кричали голосами, похожими на человеческие. Слегка качало. Лодка со своими раскинутыми вёслами, похожая на большую рыбу, распустившую плавники, как бы шутя взбиралась на волны и осторожно спускалась, точно знала, что мама боится, и щадила её. Замелькали кое-где огоньки на берегу. Отец сидел подле матери, держа её под руку, и оба они казались нам вылитыми из одного куска.

— Споём, Лиза, — вдруг раздался его голос. — Начни "Среди долины ровныя", а я поддержу.

Мама улыбнулась, помедлила и совсем не в ту минуту, когда мы ждали, раздался её высокий голос, гладкий, без малейшей дрожи. Она пела и голос ласкал сердце, уже тронутое сумерками. Отец не выдержал и поддержал её своим хрипловатым, не совсем приятным басом, который сразу отточился, усладился, всосав в себя частицу высоких звуков. И было стройно и гармонично их пение. Отец сделал Коле знак, и сейчас же его нежный голос защебетал, обвился вокруг больших голосов и пропал в них. Лодка плыла. Андрей, заслушавшись, закрыл глаза и молча работал вёслами. И когда он на миг раскрывал их, в них лежала такая печаль, что хотелось заплакать над ним. Катился пот с его лица. Белка лежала у его ног и не сводила с него взгляда. Всё больше темнело. Я слушал пение, вперив глаза в город и, как звёзды, казались мне огни его. Так ли на небе, и звёзды, что мы видим, не есть ли огни в его домах?

Вырастали мачты пароходов, а далеко слева показался маяк, уже освещённый. Совсем выплыла гигантская гавань, откуда уходили пароходы по всему миру. Песнь кончалась, и голоса утихали, как бы обеспокоенные наступившей темнотой. На лицах отца и матери была грусть, может быть, сомнение; разве я мог разобрать?

Лодка плыла всё медленнее. Она плыла…

[1]