Поездка в Хиву

– Нет, – покачал головой мулла. – Чин указать надо обязательно. Вы ведь polkovnik?

– Нет, пока только kapitan.

Услышав это, мулла поковырял своей письменной принадлежностью в ухе, а затем, повернувшись к Назару, что-то сказал.

– В чем дело? – поинтересовался я.

– Ну… В общем, «капитан» не пойдет. В Хиве не сильно уважают капитанов. Звучит как татарское слово «кабтан» и насчет звания ничего хивинцам не скажет. Лучше написать «полковник».

Мулла тем временем закончил сочинять витиеватую эпистолу. Назар сообщил, что она прекрасна, а все остальные домочадцы выразили восхищение композицией. Тем не менее там все-таки фигурировало слово «полковник», и мулла, абсолютно довольный своим произведением, никак не соглашался его убирать. Расплатившись парой серебряных монет с ученым малым, я решил самостоятельно написать хану, причем на русском, так как знал от проводника, что в городе живут два-три татарина, способные перевести с этого языка.

Я написал следующее:

«Английский джентльмен, путешествующий по Средней Азии, запрашивает разрешения у Его Величества Хана посетить его великолепную столицу».

– Так совсем не пойдет, – печально сказал Назар. – Чин не указан. Почему вы не называете себя полковником? Нас там встретят как оборванцев.

И малый мой с возмущенным лицом уселся на ковер, как будто говоря: «Вот ведь до какой степени вы меня унижаете!»

С письмом решено было отправить одного юношу. Он выехал немедленно, а мы с караваном запланировали пуститься в дорогу тем же днем, но чуть позже.

Наконец дело дошло до приобретения лошади. Животное явилось в окружении практически всех жителей аула, воспевавших ему хвалебные оды, за исключением, пожалуй, лишь тех, у кого имелись свои лошади на продажу. Один старик пытался привлечь мое внимание, решительно качая головой и брезгливо морщась на лошадь, когда ее владелец не смотрел на него; однако стоило кому-нибудь, кроме меня, бросить на него взгляд – и престарелый джентльмен расцветал приятнейшими улыбками.

– Своего коня хочет продать, – сказал Назар. – Вон там стоит.

Он указал на совершенно хромую скотинку, выглядевшую так, что только к живодеру на двор. Впрочем, лучших вариантов здесь не было, поскольку хваленая лошадь шурина оказалась слепой на один глаз. Бесстыжий киргиз, ничуть не смутившись, тут же заявил, что это не имеет значения, поскольку один глаз, как он уверял, ни в чем не уступал двум; однако, если проехать еще примерно пять верст до другой кибитки, он может показать мне лошадей с двумя глазами.

– Да, да, с двумя глазами! – единодушно подтвердили все остальные, кивая с крайне серьезным выражением лиц, как будто подобная прибавка к зрению в рамках одной лошади являлась выдающимся фактом естественной истории.

Путь наш теперь лежал на юго-запад в направлении города Угенч, расположенного в двадцати трех верстах от Календерханы. Земля в этой местности активно возделывается, а поля покрыты сетью каналов, прорытых под прямыми углами и устроенных для снабжения всего региона водой из Аму-Дарьи. Здесь в изобилии выращиваются зерновые, а также jougouroo, которой киргизы и хивинцы кормят своих лошадей вместо ячменя.

Вскоре мы прибыли в соседний аул, тоже принадлежавший шурину моего проводника. Я уже начинал ненавидеть этого человека, пожалуй, даже в большей степени, чем диккенсовский персонаж Уэллер-старший ненавидел свою тещу. Мне не хотелось покупать у этого малого никаких лошадей; я был убежден, что он продаст мне либо какую-нибудь развалину, либо инвалида, чей дефект откроется уже после сделки. Но мне пришлось взять себя в руки. Я оказался в одной из тех неприятных ситуаций, какую непременно надо принять – при условии, что я хотел попасть в Хиву; к тому же проводник не скрывал своего раздражения по поводу моего отказа купить одноглазую клячу.

На этот раз мне привели серого коня. Приехавший на нем подросток щелкнул кнутом и направил жеребца прямо на канаву шириной около десяти футов, которую тот легко перепрыгнул. У животного действительно оказалось два глаза, что являлось несомненным плюсом, поэтому я согласился купить его и расплатиться в Хиве. Однако мое предложение не вызвало большой радости. Шурин проводника насупил брови и сказал Назару, что я могу оказаться как честным человеком, так и мошенником.

– Один Бог знает, – развел он руками.

По его мысли, взяв лошадь, я ведь мог и не прислать за нее деньги, и он бы тогда остался ни с чем. Люди конокрадствуют с незапамятных времен – значит, они будут заниматься этим и дальше.