Читаем Поездка в Хиву полностью

Тут я слегка разозлился и уведомил его, что в моей стране конокрадство является далеко не таким популярным занятием, как в его, и что если бы мне действительно хотелось украсть лошадь, то я бы уж точно не позарился на такую бесполезную доходягу, какую собирался купить; и что проводник меня знал, и что я возьму животное только при условии выплаты денег в Хиве. Шурин проводника не хотел даже слушать меня, опасаясь, очевидно, своего родственника, который при получении оплаты мог никогда ее не вернуть. В конце концов мы нашли компромисс: я согласился выплатить половину суммы на месте, а вторую половину прислать с юношей, отправленным с моим письмом к хану. Ко всему прочему были куплены седло и уздечка, после чего Назар спешился со своего огромного верблюда и взгромоздился на мое новое приобретение.

Глава XXIX

Узек – Ненадежный мост – Оксус – Налогообложение в Хиве – Русский импорт – Торговцы – Улитка – Караван – Наряды – Седла – Хивинские лошади – Салам алейкум – Место для ночлега – Гостеприимство – Хивинский дом – Дыни – Индостан и Англия – Железная дорога – Железный конь – Пятьсот верст за двадцать четыре часа


Вскоре мы пересекли русло небольшой реки шириной примерно в двадцать ярдов, известной под наименованием Узек. Мне сказали, что она служит притоком Аму-Дарьи. Переехали мы по примитивному мосту, сооруженному из каких-то палок, поперечных шестов и засохшей глины; из-за крутизны берегов спуститься на лед оказалось невозможным. Проехав затем по узкой, обсаженной с обеих сторон высоким тростником дорожке, мы выехали на берег Аму-Дарьи, и я долго смотрел на эту великую реку, о которой мечтал с детских лет.

У ног моих лежал могучий Оксус – тот самый Оксус Александра Македонского, – скованный сейчас льдом шириной как минимум в половину мили и являющийся пограничной линией между подданными хана и теми, кто платит дань русскому царю.

Каждый хивинец в качестве налога за свой дом ежегодно выплачивает в казну хана одиннадцать рублей, тогда как люди на правом берегу реки платят по четыре рубля с кибитки русским властям. Правда, хивинцы, проживающие в городе, налогом не облагаются, и львиную долю своих доходов их повелитель получает с подвластных ему земель, а также от пошлины в два с половиной процента со стоимости каждого товара, ввозимого или вывозимого из его страны. Однако этот источник дохода значительно сократился, когда хан стал вассалом императора и с русских товаров пошлину перестали взимать.

Прежде чем переехать Оксус, мы на короткое время спешились у кибитки на берегу реки. В прежние годы здесь располагалась контора для взимания таможенных сборов с российских товаров. Сейчас тут грели руки над костром несколько хивинцев, приехавшие из Угенча и собиравшиеся торговать в Шурахане, который находился неподалеку от Петро-Александровска и ранее принадлежал хану, но теперь занят был русскими. Внешний вид купцов располагал к себе, а лица их весьма отличались от киргизских и татарских. Смуглая кожа и большие глаза у хивинцев совсем не походили на широкие круглые лица с красными щеками и узкими глазами, какие характерны для степняков. Один из торговцев обратил внимание на моего нового коня, рассмеялся и стал указывать на него своим товарищам.

– В чем дело? – спросил я Назара.

– Да просто говорят, что он медленный, как улитка, и запинается, – откликнулся мой татарин. – Он ведь чуть не упал подо мной, пока сюда ехали. Дай мне Бог шею не свернуть, прежде чем доберемся до Хивы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

На нашей планете осталось мало неосвоенных территорий. Но, возможно, самые дикие и наименее изученные – это океаны мира. Слишком большие, чтобы их контролировать, и не имеющие четкого международного правового статуса огромные зоны нейтральных вод стали прибежищем разгула преступности.Работорговцы и контрабандисты, пираты и наемники, похитители затонувших судов и скупщики конфискованных товаров, бдительные защитники природы и неуловимые браконьеры, закованные в кандалы рабы и брошенные на произвол судьбы нелегальные пассажиры. С обитателями этого закрытого мира нас знакомит пулитцеровский лауреат Иэн Урбина, чьи опасные и бесстрашные журналистские расследования, зачастую в сотнях миль от берега, легли в основу книги. Через истории удивительного мужества и жестокости, выживания и трагедий автор показывает глобальную сеть криминала и насилия, опутывающую важнейшие для мировой экономики отрасли: рыболовецкую, нефтедобывающую, судоходную.

Иэн Урбина

Документальная литература / Документальная литература / Публицистика / Зарубежная публицистика / Документальное
Французские тетради
Французские тетради

«Французские тетради» Ильи Эренбурга написаны в 1957 году. Они стали событием литературно-художественной жизни. Их насыщенная информативность, эзопов язык, острота высказываний и откровенность аллюзий вызвали живой интерес читателей и ярость ЦК КПСС. В ответ партидеологи не замедлили начать новую антиэренбурговскую кампанию. Постановлением ЦК они заклеймили суждения писателя как «идеологически вредные». Оспорить такой приговор в СССР никому не дозволялось. Лишь за рубежом друзья Эренбурга (как, например, Луи Арагон в Париже) могли возражать кремлевским мракобесам.Прошло полвека. О критиках «Французских тетрадей» никто не помнит, а эссе Эренбурга о Стендале и Элюаре, об импрессионистах и Пикассо, его переводы из Вийона и Дю Белле сохраняют свои неоспоримые достоинства и просвещают новых читателей.Книга «Французские тетради» выходит отдельным изданием впервые с конца 1950-х годов. Дополненная статьями Эренбурга об Аполлинере и Золя, его стихами о Франции, она подготовлена биографом писателя историком литературы Борисом Фрезинским.

Илья Григорьевич Эренбург

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Культурология / Классическая проза ХX века / Образование и наука