Поездка в Порт-Артур

Алексей Семенович обошел мемориал вокруг и позади мемориала вдруг увидел множество надгробий. «Так это же старое русское кладбище!» – осенило его. И он пошел по небольшой дорожке, от которой направо и налево отходили небольшие тропинки к рядам могил. Было заметно, что основной комплекс кладбища русским воинам, был в запустении и медленно умирал. Лишь на некоторых могилах были хорошо сохранившиеся надгробия в виде крестов, памятничков, могильных плит, обильно заросших пожухлой осенней травой. Кое-где даже можно было прочитать фамилии и имена людей, похороненных здесь. Интересным показалось то, что на кладбище встречались как имена дворян, так и имена простых солдат и матросов, умерших еще в мирное время – здесь все были равны. Алексей Семенович прошел вглубь кладбища и быстро дошел до другого выхода. Кладбище было не очень большим, ведь русские были здесь считанные годы. Он постоял посередине кладбища, мысленно поминая всех своих соотечественников, которые упокоились здесь навсегда, и направился к выходу.

– Что ты так долго? – заворчал на него Макс. – Нам уже давно пора возвращаться, мне надо ехать на съемочную площадку.

– Извини, Макс, надо было помянуть русских людей, – стиснув зубы, чтобы сдержаться, ответил Алексей Семенович, а про себя подумал: – «В конце концов, разве виноваты Макс и другие простые китайцы во всех этих политических играх. Спасибо уже и за то, что сохранили это кладбище».

* * *

Съемки проходили в разных местах: на полигонах, на аэродромах и, наконец, даже в «лагере для военнопленных», который был мастерски оборудован за городом в каком-то овраге на западном побережье полуострова. Именно там пришлось Алексею Семеновичу провести большую часть времени, отведенную для его съемок, поскольку теперь он по воле режиссера сбрил усы и стал офицером охраны этого лагеря. В лагере все было так как положено: ряды колючей проволоки и часовые между ними, бараки с большим числом «военнопленных» обоего пола, пулеметные вышки и пулеметные гнезда у выходов, домик для лагерной администрации, на пару дней привозили даже специальных собак для более полной картины устрашения. Алексей Семенович осмотрел все эти сооружения, поднял голову и улыбнулся: чуть выше лагеря была видна радующая глаз своей зеленью прекрасная лужайка для игры в гольф.

Но теплая, почти летняя погода, сопутствующая им во время съемок в Люйшуни, неожиданно сменилась резким похолоданием. Солнце появлялось все также на востоке и вечером заходило на западе, но уже не могло согреть, а с моря постоянно дул пронизывающий ветер, заставлявший всех искать хоть малейшего укрытия. Китайская часть киногруппы сразу же нацепила на себя теплые ватные армейские пальто ядовито зеленого цвета, своеобразную униформу для всех видов работников в Китае, которым приходится работать вне помещений или в холодных помещениях. Американец сидел в легковой машине, где работала печка. Русские же артисты вместе с массовкой были на открытом воздухе и без теплых курток. Через какое-то время нашли ватники и для них. Но события в съемке, якобы, происходили в летнее время на одном из островов на юге Кореи, где когда-то реально был такой лагерь, поэтому артистам приходилось в перерывах ходить в выделенных ватниках, а на съемку сбрасывать их и делать вид, что тебе очень даже тепло.

Обычно работа прекращалась с заходом солнца, но в один из дней съемки одного из эпизодов затянулись, и заканчивали их уже поздно при свете прожекторов, которые создавали яркий солнечный свет, бьющий в окна лагерной администрации.

Наконец, подали команду всем, кто не занят в последнем эпизоде, переодеваться и готовиться к отъезду. Последний эпизод сняли, оставалось снять крупный план, где нужен был только Алексей Семенович. Все быстренько побежали переодеваться, а для оставшихся раздалась команда:

– Внимание! Мотор!

– Дубль один! – затем все также, – Дубль два! Дубль три!

– Снято. Всем спасибо. До завтра.

Все засуетились, прожектора погасли, подбежала костюмерша с одеждой. Пока Алексей Семенович переодевался, в домике никого не осталось. Он вышел на крыльцо и внезапно остановился от сильного порыва ветра. Все тело пронизал жуткий холод, но еще холоднее было от кромешной темноты, окутавшей все вокруг. Где-то за колючей проволокой слышались голоса и шум моторов.

– «Полнейший эффект реального концлагеря. Надо скорее найти свой микроавтобус, чтобы скрыться от ветра», – подумал он и пошел на свет фар, горящих поодаль. Но его автобуса нигде не было. Не было и автомобилей режиссера и других руководителей съемочной группы. Большие автобусы и машины технического обслуживания выруливали и, взревев моторами, торопливо уезжали. Он понял, что они попросту забыли о нем. Он стоял между рядами колючей проволоки, недалеко темнели бараки. Стало страшно, но не от темноты и холода ветра, а от холода бесчеловечного отношения. Сознание какой-то животной брезгливости к этим людям охватило его душу.