Русский марксизм созревал постепенно в детских умах русских мальчиков на огромных пространствах от Читы до Варшавы и Риги, под грохот барабанов, сопровождавший казни, в пламени пожаров и криках погромов, под плач вдов и матерей, провожавших детей на виселицу. Со стен Музея Русской Революции, с фотографий и картин на вас смотрят мудрые, прекрасные глаза русских интеллигентов, начинавших свой крестный путь героев-революционеров еще в младших классах гимназии. В мозгу русских марксистов-гимназистов стучали барабаны пуританского войска Кромвеля, сверкали бенгальские огни театрализованных действ якобинской диктатуры. В тумане православного воспитания, в таинственном мире старинных, переливающихся золотом и серебром изображений византийских святых на иконах, среди метафизических конструкций и загадочных авторитетов, отбрасывающих тени на купола церквей, подобно Христу Пантократору, в мерцании огоньков, мечущихся между двумя мирами: славянофильством и западничеством, — тьму пронзили лучи европейских маяков: Дарвина и Маркса. Это были сигналы далеких, культурно и финансово-экономически богатых систем, с их развитой техникой и уже отмирающими прежними феодальными и метафизическими представлениями о жизни и стремительным ростом новых открытий. В умах русской гимназической молодежи при знакомстве с Дарвином был решен основной вопрос о происхождении человека, и таким образом тревога уступила место спокойствию, а на месте хаоса возникла научная система. После низвержения авторитетов все эти святые со своими нимбами, генералы в раззолоченных воротниках и бояре в бархате и меховых шапках превратились в низших млекопитающих, в хвостатых обезьян. Маркс ясно доказал, что и прибыль не является чем-то необъяснимым (как это полагали во времена Кондильяка[418]
), но прибыль порождается рабочей силой еще в индустриальном производстве. И вот в сознании русского гимназиста-марксиста на развалинах царской, православно-милитаристской иерархии поднялся монументальный купол материализма с новыми святыми и иконами: Гассенди, Гоббс, Ламетри, Фейербах, Штраус, Фогт, Бюхнер[419]. Современники Мадзини и Прудона, Бакунин и Герцен, заложили в мире русской интеллигенции основы интегральной европейской перспективы западнического типа, и мальчики следующих поколений, завороженные еще в детстве идеями материализма, уверовали в активистский тезис, что именно классовые противоречия являются той механикой, которая содержит в себе возможность претворить кровавую реальность в некую высшую форму существования.