Мы обсудили предложение: Алик выразил готовность. “Вот только доедим всё и допьём.” Всего оставалось ещё порядочно: румяные толстые булки вполне подходили к вину и фруктам, горкой поднимавшимся в стеклянной вазе. Алик не доел ещё основного блюда, так что теперь вовсю навёрстывал упущенное. Для начала я занялся апельсином: нож с закруглённым лезвием плохо резал пахучую оранжевую шкурку, и я достал из сумки собственный инструмент, годившийся для чего угодно. Апельсин с трудом разделялся на дольки и брызгал, так что я съел только половину, положив остаток в кучку мусора. Яблоко выглядело привлекательнее: жёлтая мякоть “голдена” и в самом деле оказалась приятнее на вкус, а остававшиеся ещё груши, бананы и виноград выглядели многообещающе.
Я передохнул и осмотрелся: всё выглядело по-прежнему беспросветно. Неожиданно возникли движение и взгляд: явно к нашему столу двигалась немолодая женщина, и даже мне была очевидна её профессиональная принадлежность, ярко подчёркнутая вызывающим платьем и косметикой, густо наложенной на лицо и открытую шею.
Пока она была далеко – ещё ничего не было ясно. Мой взгляд она, видимо, приняла за приглашение, и теперь уже точно стремилась сюда, независимо от нашей воли и желания. Я толкнул Алика и показал направление: он сразу скривился, выдавая оценку: совсем не того ждал он сейчас. “Это ты позвал её?” Я выразил возмущение: не совсем пока ещё я сошёл с ума. “Но в конце концов её в любой момент можно будет послать.” Алик хмыкнул, то ли соглашаясь, то ли ставя мои слова под сомнение, но он так ничего и не сказал, когда женщина наконец добралась и плотной тенью нависла над столом, источая густой терпкий букет запахов.
“Ну что, мальчики, скучаете? А позаботиться некому: вижу, вижу… Может, угостите?”– Она слегка нагнулась и обдала нас слабым ароматом коньяка, прорвавшимся через другие составляющие. Мы не были против: Алик тут же налил драгоценной розовой жидкости в пустой неиспользованный бокал, а я специально подставил вазу с фруктами и достал за хвостик самую спелую виноградную кисть. Она приняла предложенное: по-хозяйски устроившись рядом с Аликом, она прилично отхлебнула и стала отщипывать сочные виноградины, сплёвывая косточки в руку. Значит, у неё ещё обнаруживались и явно деревенские замашки? Это было неприятным открытием, особенно в сочетании с другим: сразу же проявившимся интересом к Алику, что совершенно ему не нравилось и вызывало даже раздражение.
Однако женщина не обращала внимания: явно заметив наше безвыходное положение, она уже наметила себе цель и теперь понемногу старалась закрепиться на добытых позициях, расширяя плацдарм: она уже трепала Алика по щёчке – с нетерпением отворачиваемой – и призывно заглядывала ему в глаза, рассказывая с придыханием неясные подробности из прошлой жизни, так что ему просто приходилось выслушивать ненужные и наверняка приукрашенные сведения, с тоской ковыряясь в тарелке. Обычная галантность не позволяла Алику послать её в грубой форме: если с мужчинами он и мог позволить себе подобное, то при общении с женщинами он никогда не опускался до примитивного и хамского выяснения отношений, предпочитая молчание. Но сейчас обычное средство не срабатывало: я видел, как он краснеет и наливается злостью под монотонное кудахтанье сбоку, и даже позавидовал наглости курицы-несушки, сквозь все преграды рвущейся к цели.
Однако Алику, похоже, надоело такое положение. Он сделал мне знак – не пора ли сваливать отсюда? – и после одобрительного ответа обернулся наконец к настырной соседке.–”Всё, что вы рассказали, конечно, интересно, но нам уже пора.”– Она вскинулась.–”А вот я знаю тут одно местечко: и мы можем там продолжить – уже наедине. А?”–”Извини, красавица: может, как-нибудь в другой раз?”–”Ну как же в другой раз: а вдруг меня не будет, или я буду занята, или ты вообще не придёшь: кто тебя, шалунишку, знает? Может, ты тут в первый и последний раз: а какой хороший мальчик – да и приятель твой тоже ничего; а не хотите ли вместе – да, да! – оба со мною одной: у меня просто