Поездом к океану (СИ)

Аньес нашла его в кабинете, где он и правда держал в руках полный стакан бренди и стоял у окна. Здесь океана не видно, и он смотрел на поселок, сонно мерцающий огнями. Еще здесь было прохладно — потому что Юбер распахнул створку. Аньес подошла к нему и обняла со спины. В комнату врывалась ночь. А она, которая только училась ходить по земле, эту ночь к нему не хотела подпускать.

— Я много думала над тем, что тогда сказала, — проговорила Аньес. — О немцах и о тебе. И о нацизме, и о Вьетнаме… Помнишь?

— Не хотел бы помнить, но не получается, — отстраненно и тихо прозвучал его голос.

— Я ошибалась. Я бы взяла свои слова назад, но уже никак.

— С чего вдруг?

— Мне вспомнился Ван Тай…

— И с этим господином ты тоже была на короткой ноге? — рассмеялся Юбер, и плечи его под ее руками затряслись. Она лишь прижалась крепче, теперь еще и щекой, прикрывая глаза и не зная, успокаивает его это или наоборот сердит.

— Он оставил мне жизнь. Он оставил, ты спас. Я не умею забывать ни доброго, ни дурного. Но ведь и ты так же — не умеешь.

— И что же он сказал тогда, этот твой благородный повстанец?

— Он бросил деревню вам на растерзание, уводя бойцов. Помнишь? Он бросил своих, говоря, что вы не нацисты, вы не казните целое поселение за помощь восставшим. Я ему не верила, и я ошиблась. Не знаю, что я думала тогда, я ненавидела вас за то, что вы расстреливали его солдат, и не понимала… почти не понимала того, что он оказался прав. Тех, кто жили в деревне, ты не тронул.

— И что из этого следует?

— Что вьетнамец относился к тебе лучше, чем тогда относилась я.

— Лестно.

— Ты простудишься, Анри. Здесь холодно. Идем спать?

Она почувствовала, как он поднес руку со стаканом к губам. Отхлебнул немного и устало сказал:

— После ранения эскулапы в один голос твердили, что мне пневмонию подхватить будет проще, чем насморк. Легкие повреждены, надо беречься. Я сейчас вспомнил, что с тех пор и не болел ни разу. До того — сколько угодно, а после — нет. Как думаешь, когда везение закончится?

— У тебя все будет хорошо.

— А у тебя?

— А меня не будет. Будет Анн Гийо.

Юбер медленно обернулся к ней. Глаза его в темноте блестели, как блестит на дне колодца черная-черная вода.

— Учти, милая, если что-нибудь с тобой случится, я это сразу же буду знать. Я почувствую. Мне больно будет здесь, в этой дырке, — он взял ее ладонь и положил себе на грудь, где под тканью рубашки чувствовалась бугристая поверхность шрама.

— Хорошо. Я вспомню, что тебе больно, и постараюсь, чтобы ничего не случилось. Идем со мной. Тебе правда лучше лечь.

— Наше время заканчивается?

— Нет, Анри. Не время. Мы заканчиваемся.

— К черту. Мы будем всегда! Здесь — мы будем всегда, Аньес!

По полу покатился стакан, расплескивая жидкость. Ее плечи обхватили горячие руки, а тело прижали к телу. Она почувствовала дыхание с запахом алкоголя и в изнеможении прикрыла глаза. Пусть так. Пусть здесь они будут всегда.

[1] Джин Харлоу — американская актриса, кинозвезда и секс-символ 1930-х годов.

[2] Музыкальный автомат — электромеханический аппарат для автоматического воспроизведения музыкальных граммофонных пластинок. Классический механизм состоит из проигрывателя, усилителя, громкоговорителя и устройства для автоматического выбора грампластинки. Приводится в действие монетой или жетоном. Другие названия музыкального автомата: «автоматический фонограф», «никельодеон» (англ. nickelodeon), «джукбокс» (англ. jukebox).

[3] Фрэнки Лэйн — американский певец итальянского происхождения, добившийся наибольшего успеха на рубеже 1940-х и 1950-х годов. Он был одним из группы этнических итальянцев (Фрэнк Синатра, Дин Мартин, Перри Комо, Тони Беннетт), которые задавали тон на американской эстраде тех лет.

[4] Жак Фат (франц. Jacques Fath) — французский модельер. Оказал большое влияние на моду послевоенных лет наряду с Кристианом Диором (Christian Dior) и Пьером Бальменом (Pierre Balmain).

* * *

В другую жизнь она уходила из старой, оставляя за спиной Дом с маяком, семью, борьбу и все, что любила. С собой уносила немного. Чемодан с парой платьев и сменой белья, несколько бумаг — ее новые документы, тогда как старые были сожжены, черновики Кольвена и имя, подаренное подполковником Юбером.

С утра она была спокойна и сосредоточена, демонстрировала неплохой аппетит и позволяла себе шутить и делать шалости. Лионца она разбудила губами, путешествовавшими по его телу в своем последнем исследовании. Эти самые губы были бесстыжими, как никогда раньше, и их ласки Лионец принимал с исступлением, какого не чувствовал накануне и, наверное, никогда прежде не чувствовал. Остававшийся им день они провели, почти не вылезая из постели. Ночью — боялись спать, но все же уснули, сморенные усталостью.

А потом был последний завтрак, и ее глупые шутки относительно того, что ему все же надо жениться и привести хозяйку в их дом. Держалась Аньес так, будто бы они едут на ярмарку, а к вечеру вернутся обратно. Но он видел, как дрожат ее пальцы, и еще больше — как раз за разом она прячет от него глаза.