Поездом к океану

- Да, мне тоже, - тут же весьма охотно согласилась Аньес и помчалась со своим фотоаппаратом к другим гостям, а Юбер вместо Бертрана медленно поплелся к де Тассиньи. Совсем в другом направлении, чем указывал де Брольи. Антуан же в этот самый момент наблюдал за ним, продолжая общение с кем-то из генералов. Приличия соблюдены. А большего им не положено.

- Черт дери, есть ли хоть что-то, что способно сделать ее хуже? – рассмеялся де Тассиньи немного позднее, после смены еще двух военачальников в их компании и когда они остались вдвоем. Все знали: подполковник дружен с государственным мужем.

- Что? – рассеянно переспросил подполковник.

- Де Брольи! Ее даже вьетнамский плен не испортил, ей бы в кино сниматься!

- Этой женщине и в жизни довольно кино, - отмахнулся Юбер.

- Это-то не удивительно. У нее было бы куда больше возможностей, не свяжи она себя по рукам и ногам контрактом с армией. С ее прошлым – могла бы прославиться. Она и теперь знаменитость не меньше вашего, но вообразите эти все приключения на первых полосах газет. Ее хорошенькая мордашка и ваша физия. Ужасно смешно. А вместо этого она бегает и снимает что попало и что велят.

- И неважно, что это в Елисейском дворце, да? – Юбер поморщился и отпил еще шампанского. Он не любил шампанское, но здесь ничего крепче не подавали, оставалось лишь дожидаться окончания этой пытки, тогда как хотелось лишь расслабить галстук и верхние пуговицы рубашки, душившие его. – Вы хоть и племянник большого генерала, но все же человек в штатском, Антуан. А мы с ней носим форму. Мы понимаем на что и для чего идем. Это не так работает, как вы держите в своей голове. Какая разница, что у нее смазливая мордашка, если ей отдан приказ?

- Превосходство военнослужащего над гражданским лицом?

- Не обольщайтесь, всего лишь краткая характеристика нашего образа жизни. И поверьте, в форме или нет, она нашла бы себе очередное рискованное занятие. А уж после того, что эта женщина повидала в Индокитае... это все равно что подсесть на наркотик. Она будет рваться туда снова и снова, потому что в тылу, в мирной жизни все теряет краски. Ужасы войны... подчас слишком притягательны для тех, кто предан своему делу так, как она. И ее контракт – хоть какая-то гарантия, что она не пострадает. Пусть лучше снимает наши рожи, ей есть чем заняться и в этой части света.

- Это правда, что она родила после насилия в плену?

Юбер дернул бровью и на мгновение сжал зубы. Потом залпом осушил бокал и хохотнул:

- Что вы, Антуан! Ищете на солнце пятна?

- Ее появление беременной после освобождения наделало тогда много шуму. Разное говорили.

- Отец ее сына был со мной в отряде. Его прикончили у нее на глазах, - отрезал Юбер и быстро глянул на де Тассиньи, смягчая свою резкость улыбкой. – Я могу еще в чем-то утолить вашу жажду познания?

- А ведь можете, господин подполковник! После этого скучнейшего собрания генерал Каспи снова собирает всех у себя. Но теперь обещает солдатскую попойку до рассвета, как в лучшие времена. Я уполномочен позвать виновника торжества.

- Зовите Бертрана, Антуан. Меня прикармливать не нужно, я и без того свои обязанности выполняю. А на этот вечер имею совершенно другие планы.

- Больше всего я люблю в вас вашу прямолинейность. Промолчать вы можете, а лавировать среди вариантов полуправды – нет.

В ответ Юбер сделал ровно то, что умел очень хорошо – промолчал. От того, что его начнут прикармливать, он лучше служить не станет. Де Тассиньи был славным малым лишь на несколько лет его старше и с обширным опытом и жизни, и службы. Мадам де Тассиньи – очаровательная женщина, с которой они никогда не показывались вместе на подобных мероприятиях, потому что она не выносила публичности. Ее Юбер видел однажды лишь мельком. Но кто-то когда-то говорил, что чета де Тассиньи вполне счастлива. Их сын Жюльен – по-прежнему служил в Алжире и приезжал последний раз к Новому году, на Рождество не поспел. История с Аньес де Брольи была для Антуана прямым доказательством того, что он в свое время не совершил ничего дурного, применив связи, чтобы не дать собственному ребенку сунуть голову в ад. Особенно, когда речь шла о тех идеалах, к которым сам де Тассиньи относился с большим сомнением. Но долг свой знал, откровенно говоря, и без формы. Лишь самое дорогое отдать войне он не пожелал.

Присутствие в этом зале теперь сделалось невыносимым. До разговора с Аньес подполковник еще как-то держался, а после – не знал для чего. Воздух казался настолько плотным, что дышать им становилось невозможно. Он просто застревал где-то в носоглотке, а дальше не шел. И вместо воздуха Юбер до бесконечности глотал присутствие постоянно ускользающей из поля зрения Аньес. Но пока она здесь – он чувствовал. Перестанет чувствовать – встанет и выйдет следом.