Но для Антуана де Тассиньи бесконечно долгим будет 8 мая 1954 года. Почти таким же долгим, как когда родами мучилась его супруга, с той лишь разницей, что к концу того давнего дня двадцать два года назад все закончилось рождением Жюльена, а этот, теперь, здесь в Женеве – никакого исхода для него не имел.
Не имел исхода и следующий. Известно было лишь, что ночное сражение с седьмого на восьмое мая превратилось в мясорубку и для французов, и для солдат генерала Зяпа. Надежд на то, что оставшихся военных гарнизона не добили уже по пути, практически не было. Но информацию об этом прорыве обнародовали немедленно. Несколько дней в газетах писали, что французы, выходя из форта, пели Марсельезу и что раненых несли на себе. Навстречу вероятному маршруту следования отряда отправлена была поисковая группа из Ханоя.
Спустя два дня поисков их нашли. Семьдесят три человека, оставшихся в живых. Семьдесят три от целого гарнизона.
Де Тассиньи узнал об этом спустя два часа после того, как совсем в другом конце света от Женевы был отдан приказ немедленно организовать эвакуацию. Его секретарь шепнул ему это на ухо во Дворце наций во время особенно трудных переговоров.
- Что с полковником Юбером? – дернулся он на шепот секретаря, посмевшего отвлечь его. – Жив?
- Неизвестно.
- Узнайте! Расшибитесь, но узнайте, жив ли он!
- Господи, месье де Тассиньи, - обратился к нему генерал Дельтей, - кто он такой, что вас так разобрало?
Антуан медленно обернулся к главе французской делегации на этой конференции[2], потом взглянул в сторону вьетнамской группы и отчетливо, так, чтобы слышали как можно больше участников переговоров, произнес:
- Мой друг. Полковник Юбер – мой друг, и дружбой с ним я горжусь. Сегодня он спас честь Франции, господа.
[1] Дворец Наций (фр. Palais des Nations) — комплекс зданий, построенный в период между 1929 и 1938 годами, в парке Ариана, в Женеве, Швейцария. Дворец Наций использовался в качестве штаб-квартиры Лиги Наций до 1946 года. Позднее во Дворце размещается Европейское отделение ООН в Женеве — вторая важнейшая резиденция ООН в мире после Нью-Йорка.
[2] Речь о Женевской конференции, проходившей с 26 апреля по 21 июля 1954 года при участии министров иностранных дел СССР, КНР, Великобритании, США и Франции, в подготовке соглашений участвовали также представители Китайской народной республики (КНР), Демократический республики Вьетнам (ДРВ), Камбоджи, Лаоса и Южного Вьетнама. На конференции рассматривались корейские и индокитайские вопросы. Обсуждение проблемы воссоединения Кореи завершилось безрезультатно. Вторая половина конференции была посвящена судьбе Индокитая. На её ход оказало большое влияние поражение французского экспедиционного корпуса при Дьенбьенфу, произошедшее непосредственно в ходе конференции.
Эпилог
В то лето было непривычно тихо в столице. Шум детских голосов со дворов и на улицах сделался глуше – многие отправились в пионерские лагеря, из-за Олимпиады путевки выделяли целым классам. Не хватало веселой гурьбы студентов, кроме тех, что изыскали способы остаться в Москве и не уехать со студотрядами или оказались задействованы в ОП. Даже вступительные экзамены в институты перенесли по такому благородному поводу. Иногородних, прибывших по своим обычным, бытовым делам, тоже почти не встретить.
А в часы состязаний вся страна, не только Москва, приникала к телевизорам.
Нет, жизнь не остановилась, она бурлила и переливалась яркими красками, но что-то поменялось в ней навсегда, и впереди было еще много чего удивительного и невозможного, о чем никто не мог бы и подумать в тот июльский вечер, когда Аньес медленно шла улицей, не особенно спеша нырнуть в метро или поймать такси, чтобы отправиться домой. За тридцать лет немудрено стать настоящей москвичкой, и иногда ей казалось, что она стала ею. А иногда, как сейчас, – самой себе представлялась чужой и инородной в этом городе, который все же любила всем сердцем.
Воздух, несмотря на полноправную середину лета, был прохладным, или ей так чудилось, разгоряченной и невыразимо уставшей. Пиджак накинут на плечи. В руках – бумажный конверт. Каблуки слишком неудобны для ее возраста, да и туфли, признаться, несколько жмут.
Или, может быть, жмет вся жизнь. Сытая, шумная, искрящаяся, переливающаяся хрустальным шаром в руках.
Она следовала дорогой, начатой бесконечно давно, шагами по асфальту, и глядела лишь прямо перед собой, куда та ее приведет. Не останавливалась, не оборачивалась назад, боясь уподобиться Лотовой жене. Просто делала шаг за шагом, как однажды научил ее Анри в то странное утро, когда они вместе поднимались к Дому с маяком от океана, которому он ее не отдал.
А дорога вела и вела, все не кончаясь. Поворот за поворотом, изгиб за изгибом.
Набредя на телефонную будку, Аньес не преминула зайти в нее и набрать нужный номер, однако, вслушиваясь в гудки, так и не дождалась, чтобы кто-нибудь поднял трубку.