Поэзия Бориса Пастернака

Мог ли такие стихи написать конкретный Юрий Андреевич Живаго? Праздный вопрос. В каком смысле «мог бы» - в соотнесении с конкретными событиями романа? В таком соотнесении он явно не мог бы написать, к примеру, «Август». Но Пастернак с царственной щедростью подарил герою свой поздний шедевр, свой «Памятник» и, по-видимому, имел для этого основание.

Что роман закончится стихами, Пастернак знал с самого начала. С учетом этого, в расчете на это он не боялся принизить героя в отдельных положениях и поступках. Хотя не так, совсем не так: он его не принижал. Но он не мог растворить стихи в поведении героя, слить, привести в соответствие его жизнь и поэзию, это был бы романтизм: пишу, как живу; живу, как пишу. Не пастернаковский это принцип - вспомним жгучее раздражение Пастернака по поводу шекспи-роведов, удивлявшихся прозаической жизни гения. Стихи не довесок к роману и не оправдание героя - без них роман не завершен, без них романа нет.

Стихи, конечно, завершают образ Юрия Живаго, раскрывая его изнутри, в идеальном (творческом) качестве, но это все-таки условно: мы слишком знаем, что они написаны Пастернаком, что по времени они никак не совпадают с эпохой, изображенной в романе, являют новый, по существу заключительный этап длительной творческой эволюции. Стихи завершают роман в смысле гораздо более широком и существенном - они мощно утверждают, доводят до конца мировоззренческую, философско-нравственную «положительность» романа, не давая ему замкнуться на «тяжелом и печальном» сюжете, они разрешение, катарсис, прорыв в бесконечность, в бессмертие. Утверждающий пафос романа, разумеется, раскрывается и в нем самом (в прозаическом тексте); там он зарождается, формируется, ищет для себя определения и выражения - в мысли, образах, положениях; там он держит оборону или переходит в наступление в условиях крутой, переломной эпохи. В стихах нет отклика на исторические события современности (лишь походя в «Весенней распутице» упоминаются партизаны). В них отразился дух эпохи, но уже в составе целого, всеохватного бытия. «Чувство вечности, сошедшей на землю» - так Пастернак (кстати, в 1956 году) определял исторический смысл своей книги «Сестра моя - жизнь». То же в «Стихотворениях Юрия Живаго», только в ином, трагедийном ключе. События, люди, герой, сама природа оглянулись на «вековой прототип», на «легенду, заложенную в основание традиции», на начало нового исторического бытия, как его, опираясь на христианство, понимал Пастернак.

В цикле перемежаются стихи очень емкого символического содержания и стихи «простые» - о природе, любви, разлуке. «Гамлет» - «Март» - «На Страстной» - «Белая ночь»... Постепенно нарастает значение евангельских мотивов, но они не противостоят «природной» или любовной лирике, «быту» - два эти потока как бы отражаются друг в друге, взаимодействуют и взаимообогащаются. Николай Николаевич говорит в романе: «До сих пор считалось, что самое важное в Евангелии нравственные изречения и правила, заключенные в заповедях, а для меня самое главное то, что Христос говорит притчами из быта, поясняя истину светом повседневности. В основе этого лежит мысль, что общение между смертными бессмертно и что жизнь символична, потому что она значительна». Надо думать, то же самое имел в виду Пастернак, когда в начале работы над романом характеризовал свой замысел: «Атмосфера вещи - мое христианство, в своей широте немного иное, чем квакерское и толстовское, идущее от других сторон Евангелия в придачу к нравственным» (письмо к О. М. Фрейденберг от 13 октября 1946 года). Идея воскресения и бессмертия, составляющая, по ощущению самого Пастернака, мировоззренческий центр романа, не умозрительная и не церковно-каноническая. «В той грубейшей форме, как это утверждается для утешения слабейших, это мне чуждо»,- говорит Живаго. Речь у Пастернака идет о наличном бессмертии смертных, оно в постижении того, что «все время одна и та же необъятно торжественная жизнь наполняет вселенную и ежечасно обновляется в неисчислимых сочетаниях и превращениях». Оно в чувстве личности, соизмеримой с миром, а это, по Пастернаку, дается творчеством («чувством короткости со вселенной») и исторически преду-готовано, делается возможным (в идеале - для всех) в том новом понимании человека в мире, которое принесено христианством.