Поэзия Бориса Пастернака

По-другому у Маяковского. Главным пунктом его исходной позиции является как раз дискредитация извечной тайны мира, сведение всего сущего к реальным, материализованным представлениям. Один из исследователей Маяковского, Н. Калитин. остроумно заметил, что Маяковский, разворачивая метафору, «забывает» про троп. Он рисует фантастическую по форме и грубо реальную в психологическом смысле картину, исходя из буквального значения слова, включенного в метафорический, иносказательный контекст («пляска нервов», «пожар сердца», «река слез» и т. д.). Он меняет местами традиционное чудо и не-чудо - небо и землю, бога и человека. Важен огромный пьедестал, на который вознесены чувства прямые и грубые. Метафора у Маяковского одновременно и гипербола, что придает ей особый смысл. Реальное, чувственное, физическое самоощущение человека распространяется у него на весь мир, человек охватывает вселенную (а не наоборот), предметы, «вещи», явления втянуты в душевную жизнь и как бы продолжают человека в этом единственном, всепроникающе-материальном мире. Поистине - если бога нет, то богом должен стать я. Подстановка человека на место бога составляет центр философско-поэ-тической концепции Маяковского. И связанная с ней идея нового творения мира, органически присущая Маяковскому с самого начала и сделавшая его поэтом революции.

На уровне поэтики Пастернак наследует определенные свойства и символизма (Блока), и раннего Маяковского. Более того, он по-своему соприкасается с сущностными сторонами их внутренней концепции, миропонимания. Но он никак не среднее между ними, не равнодействующая - он новое, третье.

Можно ли представить что-то более «пастер-наковское», чем строчки из стихотворения «Про эти стихи»:

На тротуарах истолку

С стеклом и солнцем пополам.

Зимой открою потолку

И дам читать сырым углам.

Задекламирует чердак С поклоном рамам и зиме. К карнизам прянет чехарда Чудачеств, бедствий и замет.

И вместе с тем. приглядевшись, мы обнаруживаем в этих стихах, еще сравнительно ранних, из «Сестры», определенные генетические признаки. Л. Я. Гинзбург справедливо говорит, что возможность появления таких стихов была подготовлена футуристическим экспериментом «на пути освобождения поэзии от эстетических запретов» Их экспрессивная структура достаточно «футуристична»: «На тротуарах истолку...». «Задекламирует чердак...» И как-то не сразу осознаешь, что последнее двустишие приведенного отрывка - реминисценция, восходящая к стихам другого смыслового и мелодического строя. Сравните - у Блока:

О. я привык к этим ризам Величавой Вечной Жены! Высоко бегут по карнизам Улыбки, сказки и сны.

(шВхожу я в темные храмы...»)

Сходство Пастернака с Блоком проступает в различии (иной контекст), и наоборот - разные в принципе подходы допускают почти цитатную перекличку.

В «Охранной грамоте», говоря о том. как искусство путем одухотворения подключает к целому косные жизненные ряды. Пастернак по ходу дела формулирует свое отличие от символистов. «Но так как не было второй вселенной, откуда можно было бы поднять действительность из

1 Гинзбург Лидия. О лирике. Л., 1974. С. 350.

первой, взяв ее за вершки, как за волоса, то для манипуляций, к которым она сама взывала, требовалось брать ее изображенье, как это делает алгебра, стесненная такой же одноплоскостно-стью в отношении величины».% Место второй (мистической) вселенной занимает у Пастернака образ, коренящийся в первой, реальной вселенной, но подающий ее явления в новых сцеплениях, взаимодействиях. Л. Я. Гинзбург пишет об этом так: «Образность Пастернака - не связь конкретного с абстрактным, чувственного со сверхчувственным; это связь явлений между собой, взаимное истолкование вещей, раскрывающих друг перед другом свои смысловые потенции; поэтому - связь познавательная. В его понимании образность - не столько метод художника, сколько объективное свойство мира человеческой культуры. (...) Согласно этой концепции мира - все отражается во всем, любая вещь может стать отражением и подобием любой другой вещи, все они превращаются друг в друга, и превращения эти ничем не ограничены»

В результате движение, у Блока направленное «вглубь», в заповедную тайну символа, у Пастернака больше разбрасывается «вширь», по видимому пространству образности, и сам Блок в его восприятии много динамичнее, чем на самом деле. У Блока Пастернак выше всего ценил «стремительность», «блуждающую пристальность», неповторимый город, заселенный «юрко мелькающими фигурками», «прятки», «взбудоражен-ность»,- во всем этом, мы помним, он видел соответствие началу эпохи невиданного исторического перелома. Чуждый мистическим прозрени-

1 Там ж е. С. 349.