Поэзия как волшебство

Упиваясь безгласною музыкой форм в своей глубине, Море сверху гудит волнами и бросает на берег резные раковины, – одни из них человек повесит себе на грудь как талисман, чтобы быть богатым и вольным, как Море, а другие, набросав громадами, он истопчет и сделает ровные, щебнем убитые, дороги, а третьи, узорные, светлые, малые, нанижет в ожерелье, а четвертые, винтообразно закрученные, похожие на изогнутый рог и призрачно хранящие в себе угрозный голос Моря, он приложит к губам своим, к жадным губам своим, и это будет первая боевая труба, на ней он сыграет свою воинскую песню, когда, желая освежиться, он пойдет убивать.

Вероятно, этот абзац вдохновлен эпизодом из мистико-символической драмы М. Метерлинка «Пелеас и Мелисанда» (1892, несколько раз переводилась на русский язык, в том числе В. Брюсовым): собирая раковины, Мелисанда роняет в море кольцо, что означает и дальнейшую встречу с богатствами моря, и слепоту дальнейшего пути по мирским дорогам, и мистическое сцепление со-

Бальмонт бытий, и обретение природной силы, противостоящей слишком однообразному воображению.

Прислушиваясь к музыке всех голосов Природы, первобытный ум качает их в себе. Постепенно входя в узорную многослитность, он слагает из них музыку внутреннюю и внешне выражает ее – напевным словом, сказкой, волшебством, заклинанием.

Вновь появляется образ ума как колыбели музыки природы. Тогда мысли – это трубы органа, в которых играет сама суть природных стихий.

Поэзия есть внутренняя Музыка, внешне выраженная размерною речью.

Определение имитирует классические риторические определения поэзии как ритмизированной речи, требующей музыкального сопровождения.

Как вся внушающая красота морского гула заключается в размерности прибоя и прилива, в правильном ладе звуковых сил, пришедших из безгласности внутренних глубин, и в смене этой правильности своенравными переплесками, так стих идущий за стихом, струи-строки, встречающиеся в переплеске рифм, говорят душе не только прямым смыслом непосредственной своей музыки, но и тайным напоминанием ей о том, что эта звуковая смена прилива и отлива взята нами из довременных ритмов Миротворчества. Стих напоминает человеку о том, что он бессмертный сын Солнца и Океана.

Переплеск – столкновение волн в потоке, ассоциируется с движением стиха, в котором фигуры речи обязаны общей ассоциативной организации стиха. Позднее Игорь Северянин превратил «переплеск» в авторский стиховедческий термин для изобретенной им жесткой формы: «Переплеском называется стихотворение любым размером, 1-й стих которого состоит из некоторого количества слов с одинаковым для каждого слова ударением, причем этот стих варьируется посредством перестановки слов столько раз, сколько слов имеется в стихе. От количества слов первого стиха зависит количество строф стихотворения.

В строфе должно быть четыре стиха».

Далеко на юге Земного Шара, овеянный внушающими ропотами Моря, лежит сказочный остров, который был назван Terra Australis, Земля Южная. Этот остров не остров, это остаток неведомого потопшего материка. Причудливые оазисы Моря, избранные места необыкновенных легенд, внушенных Океаном, Солнцем и Луной, очаги таких богатых и певучих языков, что во всех сочетаниях слов здесь слышится текучий переплеск и сладостно-нежное разлитие светлой влаги. Благоуханные эвкалипты и голубые каучуковые деревья, более прочные, чем дуб, наша стройная акация, имеющая здесь извращенный лик и ползущая по земле уродливым кустом, тонкое кружево казуаровых деревьев, исполинские желтосмолки, сталактитовые пещеры и голубые горы, всегда таинственные степи и пустыни, бескрылые птицы, звери с клювом, человекоподобные кенгуру – все необычно в пределах Земли