Поэзия народов СССР IV – XVIII веков

«Он скоро будет. Ожидай!» — сказали.

И четверо в зеленом, на конях

Невиданных, взметая легкий прах,

Приблизились, привстав на стременах.

«Для встречи тесен этот край!» — сказали.

Увидел я шестидесятерых

Издалека летящих верховых.

«Спешим навстречу! Мухаммед средь них!

И ты его сопровождай!» — сказали.

На круп коня я поднят был. Меня

Как бурей мчало. Я сошел с коня.

Все в круг сошлись, молчание храня.

Я был в средине. «Руку дай!» — сказали.

«Сей муж — Али!» Из-под моих ступней

Тот выхватил циновку. Средь мужей

Упал я навзничь. На груди моей

Был некий груз. Мне: «Вопрошай!» —сказали.

Я спрашивал — и отвечал имам:

«Святой пророк предстал твоим очам,

За ним — халифы первые, а там —

Увейс-Караии, помни, знай!» — сказали.

«Ты видел их, земного праха сын!

Взгляни на тех мужей. Средь них один

Зенги-баба, другой — Бехауддин.

Заветной цели не скрывай!» — сказали.

Тогда пророк двум шейхам повелел:

«Благословите жизненный удел

Того раба!» И я привстать хотел,

Но мне: «Лежи, молчи, внимай!» — сказали.

Сказал пророк: «Он жаждой обуян.

Подайте чашу, о Шахимердан,

И Абу-Бекр, Омар и ты, Осман!»

И мне мужи: «Не проливай!» — сказали.

И плоть мою на муки обрекли.

Я выпил все, что в чаше принесли;

Сгорел мой разум, я лежал в пыли...

«Мир — пред тобой. Иди взирай!» — сказали.

Тогда я в жилы недр земных проник

И, вихрем встав, седьмых небес достиг.

И мне: «Теперь ты властен в краткий миг

Окинуть взором звездный рай!» — сказали.

Открылись мне далекие края

И тайные движенья бытия.

Так я лежал, дыханье затая.

И, плюнув мне в лицо: «Вставай!» — сказали.

И отвезти меня в родимый дом

Пророк велел халифам четырем.

И мчались мы: и ночь была кругом.

Мы спешились, и мне: «Ступай!» — сказали.

Открыл глаза и встал Махтумкули.

Какие думы чередою шли!

Потоки пены с губ моих текли.

«Теперь блуждай из края в край!» — сказали.

ПЛАЧ

Я — погребенный в пустыне мертвец.

И мертвецами я буду оплакан.

Не насладившийся жизнью слепец —

Даже глупцами я буду оплакан.

Странник — весь мир обошел я кругом,

В городе горя остался — и в нем

Гибну. Голодным степным вороньем

И ястребами я буду оплакан.

Как мне воспрянуть? Я болен и слаб,

В тяжких цепях истомился, как раб,

И на огне превратился в кебаб,

И вертелами я буду оплакан.

Сердце трепещет, и согнут мой стан,

Стоны мои поднялись, как туман,

Слезы в кипучий слились океан...

Всеми слезами я буду оплакан.

Лалы родятся в ущельях немых,

Ливни плодятся от жалоб моих,

Горы плывут — ив волнах смоляных

Тают. Камнями я буду оплакан.

Разум безмолвствует, Махтумкули.

Маются дети Туркменской земли.

Пиры толпятся, ишаны пришли.

Даже врагами я буду оплакан.

ПУТЬ

Кипит живых речей поток,

Играет разум вдохновенный,

Но темной тучей злобный рок

Проходит по лицу вселенной.

И меркнет взор, и на щеках

Золой лежит смертельный страх.

Слова уносятся, как прах,

И разум тяжко спит, как пленный.

Кто — смертный — видел мира дно?

Заглянешь в бездну — в ней темно.

Я пью любовное вино,

И мне тяжел мой кубок пенный.

И вдохновение мое,

Смутясь, впадает в забытье,

И роковое острие

Грозит моей душе смятенной.

Даны садовники садам,

Туманы — горным высотам,

С женою делит хлеб Адам,

А я — один в юдоли бренной.

Ума несметная казна

Растратится, распылена:

Дела, кочевья, времена

Проходят чередой мгновенной.

Все миру суетному впрок.

И в добром сердце скрыт порок.

Соедини меня, пророк,

С моей подругой несравненной!

Когда берется хан за труд —

Мотыги бедняки берут.

От песни утешенья ждут

И жалкий раб, и шах надменный.

Поешь, а миру невдомек,

Что твой язык солгать не мог.

Бредешь, Фраги,— твой путь далек,

Далек твой Хинд благословенный.

ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЕ

1. РАСКАЯНИЕ

Полвека на свете я прожил, друзья,

Со старостью совесть моя охладела,

И тает — о, господи! — сила моя,

И точат несчастья недужное тело.

Мне горько: я истину мало любил.

Кончается жизнь, но не гаснет мой пыл,

И духом я тот же, что в юности был,

Да жаль: борода у меня поседела.

А сердце мпрская влечет суета,

И очи мне женская жжет красота,

И кривдой мои одержимы уста,

И страсти толкают на черное дело.

И если откажет мне в помощи бог,

Куда мне бежать от предсмертных тревог

Я — суетен, правде служить я не мог,

И ранняя вера моя оскудела.

Не верю звезде моего бытия,

Черна, словно уголь, недоля моя,

Покинуло счастье родные края,

Душа моя тщетно проснуться хотела.

Судьба моя бурной и страстной была,

Дурные порой соверхпал я дела;

Прости меня, боже, пока не дошла

Моя многогрешная жизнь до предела.

Фраги задыхается в лютом огне,

Скорбит о себе, как скупец о казне:

И страх и надежды гнездятся во мне.

Души моей жертвою ада не делай!

2. В МАЗАНДЕРАН

Да будет нам спутником отчий народ,

Когда мы и впрямь поведем караван,

Доверимся Ною средь пенистых вод,

Дорогу держа на седой океан.

Нам древние горы поклонятся вслед,

На родину ветер промчится чуть свет,—

Когда принесет он от милой ответ,

Певучее имя впишу я в дастан.

Я стар. Я поистине много скорбел,

Судьбою запродан мой светлый удел,

И те пятьдесят неминуемых стрел

Остались в душе, изнемогшей от pan.

Мне были примером Тахир и Фархад,

Безумец— я в пламя лечу наугад.

Крыла у меня за спиною горят,—

Умру — не узнает Менгли, мой султан.

Я славлю владычицу мира Менгли,