В заметках о поэзии Иоганнес Бехер писал: «Новое содержание может найти свое выражение как в старых формах, так и в новых. Часто бывает, что новое содержание использует старые формы, чтобы легче найти доступ к людям, чьи привычки еще коренятся в старом, а старое содержание прибегает к новым формам, чтобы замаскировать свою старость и устарелость и выдать себя за революционное. Вопрос так не стоит: или - или. Дело не в том, будто с одной стороны - рутина, академизм, эпигонство, стилизация, слепое подражание, а с другой - смелые искания. Это спекулятивные крайности, которые в действительности встречаются лишь как исключения. Чаще же речь идет о том, что с одной стороны новое пользуется традиционными формами, обходясь при этом без рутинного академизма, эпигонства, стилизации, и с другой стороны - новое экспериментирует и стремится создать новые формы. И то и другое оправданно, и то и другое законно. ...Не надо сталкивать их друг с другом и тем самым лишать себя и того и другого. В распоряжении нового - множество различных способов для того, чтобы возвестить об этом новом и претворить его в жизнь. Действительность также и в литературе гораздо богаче фантазии, „хитрее“ абстрактных спекуляций и надуманных антагонизмов»121.
Эта мысль выдающегося немецкого поэта, который сам имел обширный опыт и в разработке старых форм, и в создании новых, во многом передает характер развития советской поэзии 1917-1920 годов, изобилующий как «крайностями», так и «промежуточными» решениями. Поэзия этого периода знает самые причудливые и неожиданные сочетания «старого» и «нового», когда, например, революционное содержание облекалось в густую религиозную образность. И в том лучшем, что сохранилось от нее до наших дней, мы также находим богатство форм, за которым стоит разнообразие подходов к действительности, точек зрения на нее, традиций, отправных пунктов и т. д. Мы принимаем как законное явление времени Брюсова и Маяковского, Демьяна Бедного и Блока и многих других авторов, известных иногда лишь несколькими прекрасными стихотворениями и тем оставившими в литературе свой неповторимый след. Но нам не хотелось остаться навсегда в этой позиции, удаленной на почтительное расстояние и примиряющей всех достойных поэтов. Вот почему мы пытались приблизиться к ним, войти в их жизнь и показать их разногласия. В большинстве случаев эти споры и антагонизмы уже потому не были пустыми и надуманными, что через них выкристаллизовались многие творческие индивидуальности и сложилось то многообразие советской поэзии, которое позволяет нам любить каждого автора за его особые, отличные от других достоинства.
Вместе с тем мы обнаруживаем здесь и более принципиальное противоречие между «новым» и «старым», которое решалось каждым по-разному, но решалось всеми поэтами, стучавшимися в дверь современности. И все лучшее, что было создано в этот период в советской поэзии, так или иначе отмечено печатью новизны не только идейной, но и художественной, хотя бы автор при этом разрабатывал традиционные формы или даже вводил элементы литературной архаики. Новое использование традиционных форм отнюдь не означало механического перенесения старого в иные жизненные условия. Поэтическое новаторство осуществлял на практике не один Маяковский, но и Блок, и, как мы видели, Демьян Бедный, и «архаист» Брюсов, не пожелавший оставаться старым, дореволюционным Брюсовым. Те же поэты, которые не смогли или не захотели следовать путем обновления, как правило, заметной роли в развитии поэзии не сыграли, хотя бы это были крупные дарования, как, например, Ф. Сологуб, воспринимавшийся (не только по содержанию его стихов, но и по их форме) как поэт дореволюционного склада. В этом смысле вопрос «или - или» в поэтической практике периода революции стоял чрезвычайно остро, да и не мог так не стоять: начинался новый этап в истории литературы.
1 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 84-85.
2 А. Г. Горнфельд. Новые словечки и старые слова. Речь на съезде преподавателей русского языка и словесности в Петербурге 5 сентября 1921 г. Пб., «Колос», 1922, стр. 34-35.
3 З. Н. Гиппиус. Последние стихи. 1914-1918. Пб., 1918, стр. 13-14.
4 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 201.
5 А. Воронский. Искусство и жизнь. Сборник статей. М.-Пг., 1924 стр. 202, 205.
6 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 146, 100.
7 Там же, стр. 324-325.
8 Цит. по изд.: Русские писатели о литературном труде, т. 4. Л., 1956, стр. 609-610.
9 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 172.
10 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 405.
11 Там же, стр. 295.
12 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 1, стр. 358.
13 «Творчество», 1918, № 4, стр. 10.
14 Василий Князев. О чем пел колокол. Стихи. Пг., Пролеткульт, 1920, стр. 33.
15 Василий Князев. Красное Евангелие. Свиток первый. Пг., 1918, стр. 7.
16 Н. Асеев. Проза поэта. М., «Федерация», 1030, стр. 192-194.
17 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 84.
18 Стенограмма 1-го Всероссийского съезда пролетарских писателей. - ЦГАЛИ, ф. 1698, оп. 1, ед. хр. 922, л. 11.