Поэзия первых лет революции

Происходила как бы передача эстафеты, и многое в последующем поэтическом развитии может быть до конца понято лишь с учетом явлений и закономерностей, сложившихся на раннем этапе. Это, в частности, относится к существованию в нашей поэзии разных стилевых направлений. Борьба между ними привлекла в двадцатые годы особое внимание. Но намечаются эти течения раньше, в какой-то мере их можно соотносить с именами трех наиболее видных поэтов: Демьяна Бедного, Маяковского и Блока. Следует, конечно, иметь в виду лишь определенные тенденции, отнюдь не исключающие друг друга. Прямолинейное введение понятий «направление Бедного», «направление Маяковского» вряд ли будет плодотворным. В этом смысле показателен следующий пример. В докладе Г. Якубовского, относящемся к 1925 г., одна из групп поэтов получила обозначение: «реалисты-пропагандисты». Из молодых сюда были отнесены А. Безыменский, А. Жаров и некоторые другие, а из старших Демьян Бедный¹⁵. Но известно, что такие поэты, как Безыменский, испытывали и сильное влияние Маяковского. Вот почему строгое прикрепление этих поэтов лишь к имени Демьяна Бедного выглядит искусственным. Беда, однако, именно в прямолинейности, в стремлении известную общность подогнать под одну жесткую мерку, между тем как на практике эта общность обычно бывает подвижной, гибкой. Остается несомненным важное значение таких сближений, пересечений, которые могли выражаться и в тяготении к подчеркнуто романтическому стилю (здесь подчас близким оказывался Блок), и в предпочтении агитационно-действенных форм стиха (в их разработке особенно велика была роль Бедного), и в следовании по путям, связанным в первую очередь с Маяковским. Те, кто пришел в литературу позднее, хорошо ощущали сделанное до них. И нередко апелляция к опыту того или иного зачинателя имела целью заручиться поддержкой в борьбе с «инакомыслящими», чтобы отстоять свои вкусы, пристрастия, свое понимание задач поэтического творчества.

При взгляде назад особенно полно проявлялось и чувства общности судьбы, жизненной и литературной. Поэты самого разного склада и направлений с воодушевлением говорили о приобщении к «стихии» революции, вновь и вновь обращались к знаменательным событиям той поры.

Когда я итожу то, что прожил,

и роюсь в днях – ярчайший где,

я вспоминаю одно и то же –

двадцать пятое, первый день¹⁶.

Вслед за Маяковским так могли сказать о себе и многие другие поэты. Революция была «первым» и «ярчайшим» днем в их жизни и жизни всего народа, страны. Нерасторжимость этих связей получала выражение в широкой трактовке темы, которая часто развертывалась как рассказ о поколении, окрепшем, сформировавшемся в огне революционных боев.

В «Гренаде» М. Светлова –

Мы ехали шагом,

Мы мчались в боях,

И «Яблочко» – песню

Держали в зубах¹⁷

в «Марше Буденного» Н. Асеева –

Не сынки у маменек

в помещичьем дому,

выросли мы в пламени,

в пороховом дыму¹⁸

и во многих других поэтических произведениях запечатлена биография этого поколения, воссоздан его групповой портрет. Обобщенное «мы», к которому постоянно прибегали поэты, не вытесняло авторскою «я», а так или иначе его подразумевало. «Мы видели, как потрясался мир, мы переносили его на своих плечах»¹⁹, – вспоминал позднее Э. Багрицкий. Непосредственное участие в великих, «потрясающих» событиях придавало рассказу о них, о том, что было вынесено «на своих плечах», ярко выраженный личный отпечаток. В этом смысле у Багрицкого принципиально в одном ряду стоят и те строки, где он говорит от лица своих сверстников («Нас водила молодость в сабельный поход»…), и те, которые выдержаны в подчеркнуто биографическом плане:

…Не я ль под Елисаветградом

Шел на верблюжские полки,

И гул, разбрызганный снарядом,

Мне кровью ударял в виски?

И под Казатином не я ли

Залег на тендере, когда

Быками тяжко замычали

Чужие бронепоезда?

В Алешках, под гремучим небом,

Не я ль сражался до утра,

Не я ль делился черствым хлебом

С красноармейцем у костра?²⁰