Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Обличить намерен я
лжи природу волчью:
Часто, медом потчуя,
нас питают желчью,
Часто сердце медное
златом прикрывают,
Род ослиный львиную
шкуру надевает.

С голубиной внешностью

дух в разладе волчий:
Губы в меде плавают,
ум же полон желчи.
Не всегда-то сладостно
то, что с медом схоже:
Часто подлость кроется
под атласной кожей.

Замыслы порочные

скрыты речью нежной,
Сердца грязь прикрашена
мазью белоснежной.
Поражая голову,
боль разит все тело;
Корень высох — высохнуть
и ветвям приспело.

Возглавлять вселенную

призван Рим, но скверны
Полон он, и скверною
все полно безмерной —
Ибо заразительно
веянье порока,
И от почвы гнилостной
быть не может прока.

Рим и всех и каждого

грабит безобразно;
Пресвятая курия —
это рынок грязный!
Там права сенаторов
продают открыто,
Там всего добьешься ты
при мошне набитой.

Кто у них в судилище

защищает дело,
Тот одну лишь истину
пусть запомнит смело:
Хочешь дело выиграть —
выложи монету:
Нету справедливости,
коли денег нету.

Есть у римлян правило,

всем оно известно:
Бедного просителя
просьба неуместна.
Лишь истцу дающему
в свой черед дается —
Как тобой посеяно,
так же и пожнется.

Лишь подарком вскроется

путь твоим прошеньям.
Если хочешь действовать —
действуй подношеньем.
В этом — наступление,
в этом — оборона:
Деньги ведь речистее
даже Цицерона.

Деньги в этой курии

всякому по нраву
Весом, и чеканкою,
и сверканьем сплава.
В Риме перед золотом
клонятся поклоны,
И уж, разумеется,
все молчат законы.

Ежели кто взяткою

спорит против права —
Что Юстиниановы
все ему уставы?
Здесь о судьях праведных
нету и помина —
Деньги в их суме — зерно,
а закон — мякина.

Алчность желчная царит

в Риме, как и в мире:
Не о мире мыслит клир,
а о жирном пире;
Не алтарь в чести, а ларь
там, где ждут подарка,
И серебряную чтят
марку вместо Марка.

К папе ты направился?

Ну так знай заране:
Ты ни с чем воротишься,
если пусты длани.
Кто пред ним с даянием
появился малым, —
Взором удостоен он
будет очень вялым.

Не случайно папу ведь

именуют папой:
Папствуя, он хапствует
цапствующей лапой.
Он со всяким хочет быть
в пае, в пае, в пае —
Помни это каждый раз,
к папе приступая.

Писарь и привратники

в этом с папой схожи,
Свора кардинальская
не честнее тоже.
Если, всех обславивши,
одного забудешь, —
Всеми разом брошенный,
горько гибнуть будешь.

Дашь тому, дашь этому,

деньги в руку вложишь,
Дашь, как можешь, а потом
дашь и как не можешь.
Нас от многоденежья
славно в Риме лечат:
Здесь не кровь, а золото
рудометы мечут.

К кошельку набитому

всем припасть охота;
Раз возьмут и два возьмут,
а потом без счета.
Что считать на мелочи?
Не моргнувши глазом,
На кошель навалятся
и придушат разом.

Словно печень Тития,[290]

деньги нарастают:
Расточатся, явятся
и опять растают.
Этим-то и кормится
курия бесстыдно:
Сколько ни берет с тебя,
все конца не видно.

В Риме все навыворот

к папской их потребе:
Здесь Юпитер под землей,
а Плутон на небе.[291]
В Риме муж достойнейший
выглядит не лучше,
Нежели жемчужина
средь навозной кучи.

Здесь для богача богач

всюду все устроит
По поруке круговой:
рука руку моет.
Здесь для всех один закон,
бережно хранимый:
«Ты мне дашь — тебе я дам» —
вот основа Рима!