Поэзия вагантов

Милый отец, отцовской любви высокий образчик,
Родины честь и краса, цвет мирозданья, привет!
Перл меж отцов, благочестием славный, во всем справедливый,
Слава сынов и любовь, гордость сынов и оплот,
Наша надежда и наша опора, чья длань благодатна,
Чьи лучезарны дела, чья неумолчна хвала!
Слава твоя нас славой дарит, почет твой — почетом,
Доброе имя — добром, блеском — сиянье заслуг.
Соки от корня текут по ветвям, и красуются ветви;
Чистым истоком своим влага речная горда;
Горд я отцом, безопасен вождем, заступником властен,
С кормчим таким на корме бездны морской не боюсь.
Я одному лишь дивлюсь — что есть отцы, для которых
Отчее имя — лишь звук, коего смысл позабыт.
Отчее имя их — ложь, и отчее званье — личина,
А под личиною скрыт холод недоброй души.
Тот не отец, кто о сыне своем попеченье оставил —
Будет он сыну врагом, словно Пелопу Тантал.[228]
Разве тигрица тигренку не даст от сосцов своих? Разве
Ключ откажет реке в водном притоке своем?
Не от природы отец есть отец, а от родственной ласки —
Лишь по отцовским делам видим отца мы в отце.
В чувстве виден отец, в сострадании явлен родитель,
Дар — отцовства залог, помощь — свидетельство уз.
Часто обманчивый вид прикрывает собой нерадивость,
Часто скрывается зло в облике отчей любви.
Всякое имя тотчас обращается в противоимя,
Гнев обнаружив в отце или нещедрую длань.
Близости нет никакой, коли доброе чувство бесплодно,
Близость верна и мила, коль коренится в делах.
Ты от подобных пороков свободен, ты отпрыска любишь,
И оделяешь его благотворящей рукой.
И оттого-то в тебе взыскую опоры в нужде я
И припадаю к стопам, к слуху мольбы вознося.
Ах, в какой я нужде! Ни книг у меня, ни одежды!
Все твои деньги пожрал жадною почвой Париж.
Деньги — корм для наук: безмерны школярские траты,
Коим школяр предстоит с тощей своею сумой.
Снедь нужна школяру, немалою меряна мерой,
И от нее-то у нас быстро пустеет кошель.
Кров потребен для нас, и тягостен алчный хозяин,
………………………..
Дальше — чернила, бумага, писец, покупные писанья,
Масло для лампы ночной, той, при которой пишу.
Выльешь грязный горшок — и платишь опачканной бабе,
Чтобы конец положить злобной ее воркотне.
Мало того: над нами сидят три гарпии хищных —
Преподаватель, декан и надзиратель при них.
Первому — первая доля, второму — доля вторая,
И ни один, ни другой малою долей не сыт.
Третий тянется вслед, пропитанный запахом кухни,
И неотлучен при них — как от него ускользнуть?
Этих нещадных слепней претерпев язвящие жала,
Нищий, о помощи я к отчей заботе воззвал.

Не усомнись одарить меня желаемым даром —

Что ни посеешь, на все жатвенный серп заостряй.
Пристань близка моему кораблю: не минет и года —
Я испытания сдам, помощь твою получив.
Если о памяти память жива, а отцовской любови
Цвет в душе не отцвел, — будь к испытаньям в Париж.
Будь, чтоб свершеньям моим не перечила злая нехватка,
Чтоб дозревающий труд не закоснел, недозрев.
Вспомни, вспомни, отец, о том, как для блудного сына
Сытной жертвою пал вскормленный тучно телец!
В просьбах моих, в моленьях моих взывает природа,
Родственный голос — залог благоволенья ко мне.
Да не претерпит затменья сиянье родительской чести:
Ты — причина, а я — следствие: помни меня!
Да не пребудет созревший посев без того, кто посеял,
Да не забудет гребец о корабельном весле,
Да не откажется древо от им порожденного плода,
Или от устья — исток, иль от творенья — творец!
Следствие — к первопричине, к горшечнику — глина, к истоку —
Устье, к корню — побег, отпрыск взывает к отцу.
Верности в верности нет, коль верность плодов не приносит,
И сиротеет любовь без вспоможенья забот.
А вспоможенье забот оживляет душевную склонность:
Радостен верности долг, если вступается дар.
Будь по даяньям отец, а не только по родственной крови:
Щедрая легкость руки — лучший отцовства залог.