Поэзия зла

Мы втроем стоим перед приколотыми к доске фотографиями. На них обнаженные мужчина и женщина, у обоих на груди вырезано «U». Женщина на вид белая. Мужчина смугловат – наверное, латинос. Лица скрыты под натянутыми на голову мешками. «U» прорисована довольно искусно, тонкой кровоточащей линией, из которой кровь сочится струйками и стекает на пол. Зрелище настолько грязное, что даже не вяжется с почерком одного и того же убийцы, хотя исключать нельзя ничего. Столько грязи… Вместе с тем, метод проб и ошибок… Он учился на своих недочетах, набивал руку.

– Да нет, не похоже, что это один и тот же тип, – сомневается Лэнг.

– Если не идти от обратного, – замечаю я. – Поэт у нас чистоплюй, аккуратист. Здесь аккуратности тоже не отнять. Глянь на линии букв – можно сказать, безупречны. Он не всегда был таким убийцей, как сейчас. Это моя версия. – Я бросаю взгляд на Уэйда. – Чем, интересно, вырезались эти буквы?

– Никакого конкретного инструмента не найдено.

– Ну а мешки откуда?

– Производятся в Канаде, для замораживания сухих смесей. При отсутствии подозреваемого следствие далеко не продвинулось. И кстати, пока ты не спросила: твердой зацепки у следствия как не было, так и нет.

– Судя по регулярности – раз в год, где-то в одно и то же время; похоже на какой-нибудь слет, – с усмешкой предполагает Лэнг.

Я подхожу к доске и начинаю составлять список:

 Есть ли такие пакеты в доме Ньюмана?

 Был ли Ньюман в Нью-Йорке в дни обозначенных убийств?

 Приходятся ли на эти даты поэтические или литературные вечера?

 Какие встречи/рауты/конференции в целом проходили в те дни в городе?

 Есть ли у подозреваемых какая-то связь с нашими местными подозреваемыми?

 Что означает буква «U»?

Уэйд прикрепляет к доске список слов:

– Вот. Наши труды. Всем классом составляли список возможных значений. Еще и компьютер задействовали.

Я отхожу на пару шагов и читаю:

USELESS USER UNANIMOUSLY

UNKNOWN UNDONE UNWORTHY

UGLY ULCER UNACCEPTABLE^[10]

Этим список далеко не исчерпывается. Лэнг подходит ближе и тоже начинает читать.

– Черт. Надо же, – бормочет он. – Я и не знал, что столько слов начинается на «U».

Я возвращаюсь к слову «Недостойный» и думаю о Мастере, о Господине и Боге – кем, наверное, представляет себя Поэт. А что, вполне вероятно… Я обвожу это слово фломастером.

На ум приходит стихотворение Роальда Даля^[11] «Три поросенка», и я на память воспроизвожу часть этого довольно длинного сочинения:

Волк злобно взвыл: «А ну держись!»

И дунул так, что дом подвис.

Тут поросенок завизжал:

«Ты одного уже сожрал!

Быть может, все решим и так?»

«Ну ты даешь! Каков чудак!»

Кто голоден, да будет сыт —

Глядь, свинка в брюхе уж сидит.

Я замолкаю и вижу, как Уэйд с Лэнгом молча таращатся, ожидая моих объяснений. Реакция вполне предсказуемая.

Идут секунды, а я жду, пока до них дойдет. Наконец Лэнг теряет терпение:

– Что это, черт возьми, было?

К нему присоединяется и Уэйд:

– В самом деле, что ты имеешь в виду?

– Слушай, – напирает Лэнг. – Давай завязывай с этой херомантией, которая понятна только тебе, да, может, Поэту.

– Вы разве не поняли? Я о том, что как только он кого-то осуждает, обратно его благосклонность уже не вернуть. Они не могут умилостивить его хорошими словами во искупление плохих. Он уже решил, что им суждено умереть. Для него они недостойны. Глава 60

На протяжении часов мы с Лэнгом и Уэйдом разбираем детали дел, обзваниваем всех, кого можно, несмотря на поздний час, и выискиваем ответы и способы изловить Поэта. Лэнг с Мартином наметили себе рейс на полдень. Где-то в промежутке мы едим тако и ставим джаз; при этом я все пытаюсь уловить ту мысль, что мелькнула у меня в голове. Между тем стена комнатки превращается в коллаж из бумаг.

В какой-то момент мы разделяем усилия. Уэйд узурпирует диван-гамак, на котором просматривает два наших местных дела, перепроверяя, не упущено ли чего; мы это только приветствуем.

Лэнг сидит на полу, припав спиной к столику и делая липучие закладки с пометками, кого и где ему нужно завтра навестить и, в зависимости от этого, куда двигаться дальше. Я заняла место перед стеной-коллажем и за просмотром отчета ФБР пополняю свой список вопросов. С добрый час держу на телефоне Чака, проходя с ним все встречи, сходы и собрания, которые у нас могли состояться в обозримом прошлом. После чего рядом со мной оказывается «Макбук», и я надиктовываю длиннющий перечень всяких дополнительных забот, которые будут завтра ждать Чака по приходе на работу. В какой-то момент у меня начинает ныть спина, ломит глаза, а разум идет вразнос. Я ложусь на спину и смотрю на потолочный вентилятор, который кто-то успел включить. Может, и я сама – из-за усталости не могу вспомнить. Прикрываю веки – пускай на несколько секунд, – настолько неодолим соблазн сна…