Тогда после долгой учёбы в Германии Стефан нашёл брата в конюшне за изучением нового седла и сбруи. Косые лучи летнего солнца падали через узкие окна под самым потолком на него в одной рубашке и брюках, путались в тёмных взлохмаченных волосах.
Стефан негромко окликнул брата по имени и улыбнулся искреннему удивлению.
— Как ты… как ты добрался? От тебя не было телеграммы!
— Не знал, какие будут дороги и сколько придётся пробираться.
— Но Симон за тобой не ездил.
— Да, я нанял карету в последнем постоялом дворе. Тряслась всю дорогу, теперь даже поясница болит…
— Стефан.
— А кучер вообще еле бормотал что-то…
— Стефан.
— Да?
— Не хочу тебя расстраивать, но ты ехал в карете-призраке. Вокруг тебя мутные пятна, как отпечатки душ.
Холодок прошёл по позвонкам, заставляя вздрогнуть даже в душном полумраке конюшни. Но он даже ничего не ощутил тогда: ни привычных липких прикосновений, ни дыхания за спиной. Только тряску рессор, скрип колёс и спёртый пыльный воздух.
— Возможно, призраки просто привели тебя домой, — Драгош повесил обратно седло, бросил на полку сбрую. И улыбнулся уголками губ едва ли не смущенно, — возможно, они знали, что сегодня вся семья Антонеску собирается вместе.
***
Стефану казалось, что влажный лесной туман касался самих костей.
Так же, как и призраки тогда на кладбище Сигишоары. До острой рези в руках и кончиках пальцев, до ломоты в каждом позвонке.
Цепкие призрачные пальчики сжимались на запястьях, утягивая за собой в глубину леса.
Драгош исчез для него в тот момент, когда зажёг три толстые свечи вокруг черепа. Всё вокруг стало полупрозрачным, как сквозь тонкую плёнку весеннего дождя.
Стефан попытался дотронуться до кривой мшистой ветки ближайшего дерева — и пальцы прошли насквозь. Сам мир качнулся и переплыл в иное состояние.
Призрачное.
И теперь Стефан видел вокруг себя покачивающиеся, как в медленном танце, разные фигуры призраков. Стылые, немного мерцающие, зеленоватые. Их губы двигались.
Без единого звука и слов.
Кружение и водоворот, дети и старики, провалы глазниц, истлевшая одежда и белёсые волосы.
Стефан задохнулся от их присутствия. Каждый вздох становился каплей жизни… для кого-то. Вот только перед ним не было Драгоша. Где-то вдалеке неистово ржали кони, наверняка били копытами по воздуху и рвались с привязи.
— Драгош, — голос предательски и горько дрожал.
Ничего нет, ничего нет, ничего нет…
Стефан всегда верил в призраков. Потому что Драгош видел их, пропускал через себя тайны и замогильные истории, а мать вечерами рассказывала семейные истории.
В них призраки всегда виновны.
Они сводили с ума, принуждали, требовали крови.
Позже он ощущал касания и надоедливый запах ночных фиалок, от которого матушке помогала тяжёлая сладость ладана.
И смутные опасения и неудобство от их присутствия прорастали внутри. От того, что Драгош рассеян по утрам после кладбищенских прогулок, от стука ножек стола по полу на сеансе Элен, от маленьких девочек с эхом нескольких голосов за окнами второго этажа.
Сейчас он явно был по ту сторону. За гранью, в невесомом и дымчатом межмирье, где призраки куда живее бесплотных веток деревьев.
— Где мой брат?
Вместе со словами в воздухе облачка пара, под тугим сюртуком и пальто рубашка насквозь мокрая от слишком иной энергии. В едином движении призраки поворачиваются в одну сторону, медленно и тяжело поднимая руки.
Указывают.
Сердце брата еле бьётся сейчас в жёсткой клетке рёбер. Фигура Драгоша где-то впереди, живая, яркая.
Кости под кожей налиты свинцом и до невозможности болят.
В тех местах, где на них запечатлены поцелуи врат в такой мир. В мир, откуда вернулся Драгош. Под подушечками пальцев вместо мягкой тёплой пульсации что-то невесомое и тонкое.
Стефан был готов располосовать всего себя, разлить всю кровь по мёртвой проклятой земле леса Хойя-Бачу, чтобы влить жизнь в брата.
Призраки танцевали. Кружили с лёгким шелестом вокруг пня с тремя свечами и съёжившимся Драгошем, чьи пальцы снова и снова хватали сырую землю.
К нему склонилось нечто.
Даже не призрак, а что-то жадное, вынимающее жизнь секунда за секундой. Чёрные нити, как длинные пальцы, тянулись к Драгошу, проникая сквозь одежду и даже кожу — в самое сердце. Стефан видел, как с рук брата в землю с шипением стекает багряная и горячая кровь.
То ли сам древний лес, то ли мёртвый дух принимали дар.
Как сквозь толщу воды, с мелкими и резкими вдохами Стефан шёл к брату. Сейчас здесь в иной реальности, невесомой и едва ли не хлипкой он видел хрупкую связь между собой и Драгошем.
Две тонкие натянутые струны. Одна чуть подрагивала, прозрачно-голубая, как вены под кожей, по которым бежит жизнь.
Другая, темнее, как пепел среди потухших углей.
Призраки льнули к этой связи, перебирали её пальцами.
Путеводная нить, чтобы зацепиться за краешек мира и не соскользнуть куда-то за край.
Однажды Стефан сказал, что те, кто остаются, возможно, трусливы. Драгош от этих слов пришёл в полное возмущение, долго распинался про их суть, приводя едва ли не научные аргументы, а потом, увидев полное замешательство брата, вдруг вздохнул: