Погашенная луна

— Представители Ревкома, откройте! — голосом, не допускающим возражений, сказал он, сказал и подумал: «Напрасно, место глухое, вместо ответа, можно и на пулю нарваться. Да, всё равно. Пристрелят, ну и чёрт с ним!»

Но выстрела в ответ не последовало, дверь отворил мужчина, стройный, высокий с чёрными усами и выправкой офицера. Вадим Сергеевич вошёл.

— Предъявите Ваши документы. И не вздумайте делать глупости, дом окружён.

— Пожалуйста, — небрежно ответил мужчина, протягивая документы.

— Значит, работник железной дороги? — переспросил Макаров, просматривая документы.

— Путейный обходчик, жильё служебное.

— Оружие имеется?

— Откуда у меня оружие? Я человек мирный, мне оружие ни к чему.

— Садитесь, поговорим, капитан Докутович!

Мужчина дернулся, но Макаров вытащил револьвер, и направил его на капитана.

— Спокойно, без глупостей!

Капитан Докутович опустился на стул.

— Тут какое-то недоразумение, Вы ошиблись, никакого Докутовича, я не знаю, я Фомичёв, путевой обходчик, там же всё написано, в бумагах.

— Значит, Докутовича Вы не знаете? А генерала Слащова знаете? А Юшуньский укрепрайон? Вы ведь служили у него в особом отделе. Привет Вам от Николая Ивановича.

Докутович молча уставился на Макарова, соображая, что это, провокация, или нет.

— Вы забыли отзыв: «Он всё так же курит трубку и кашляет?».

— Курит трубку, — ответил Докутович, — хотя и предпочитает английские сигары.

— Говорят, английские сигары особенно вредят здоровью, — ответил Вадим Сергеевич, убирая револьвер в кобуру.

— Так, что же Вы сразу с этого не начали, а то могли бы и пулю в лоб схлопотать.

— Оружие при себе держите? Лучше спрячьте куда подальше, найдут — тут же шлёпнут. Вам нужно срочно уходить из города. Вас узнал доктор Лебединский, он и донёс на Вас. Не знаю, кому кроме меня он ещё эту информацию доложил.

— Антон Семёнович? По части доносительства он мастак. Это он донёс мне о раненном красном лётчике, что укрывался в доме Ивана Денисова. Я послал подпоручика Кондратюка с тремя солдатами, приказал доставить красного в особый отдел. Но он поторопился, шлёпнул и красного летуна, и Ивана Денисова с женой. Я, как получил указание Николая Ивановича уничтожить аэроплан красных, всё организовал, как положено. Одиночный выстрел из окопа, а когда тот на нас пикировать стал, залпом его свалили. Пилота допросить бы следовало, а этот гадёныш, Кондратюк, взял да и расстрелял его.

— Ладно, Бог с ним, с этим прапорщиком, пилота всё равно бы расстреляли, но Вам в городе оставаться нельзя. Уходите, и предупредите всех, кто остался для борьбы с большевиками. Никаких действий не предпринимать, лучше вовсе из Крыма убраться, пока здесь Бела Кун и Землячка свирепствуют. Затаиться и ждать. Доберётесь до Москвы, соберёте там нужных людей, каждый месяц на Главпочтамте спрашивайте письмо на своё имя, когда получите привет от Николая Ивановича, отпишите ответ с адресом, я Вам найду.

Глава 8

Вадим Сергеевич шёл вдоль берега моря у мыса Херсонес, здесь он встречался со своей женой, Натальей Алексеевной. Встречался тайно, не смея приходить в свой дом, видеться с сыном, чтобы не навлечь беду на свою семью. Он ждал, что в любой момент может оказаться в списках тех, кто подлежит ликвидации, как пособник белогвардейцев. Наконец-то пришёл ответ на его рапорт, это был приказ Фрунзе откомандировать комроты Макарова в распоряжение штаба войск Украины и Крыма.

Холодный, обжигающий ветер хлестал по лицу, тяжёлые волны с белыми гребнями пены катились к берегу, и с шумом разбивались о низкие скалы ракушника. Резкие порывы ветра бились о туманный колокол на возвышенности, порождая тяжёлый, низкий стон древнего, позеленевшего металла. Наталья Алексеевна шла навстречу, прикрываясь рукой от леденящего ветра. Они встретились, она прижалась к нему и долго молчала Он отодвинул её от себя, посмотрел в усталые, печальные глаза, и сказал:

— Меня переводят на Украину, в штаб Фрунзе.

— О, Боже! — она упала к нему на грудь. — А как же мы с Коленькой?

— Не беспокойся, когда всё кончится, я вытащу вас отсюда.

— Но когда, когда? Мне кажется, что это никогда не кончится.

— Скоро, очень скоро всё это безумие прекратится, начнётся мирная, спокойная жизнь.

— Но ты не хочешь мирной жизни, тебя могут разоблачить. Что тогда?

— Не разоблачат. Фрунзе верит мне. А теперь иди домой, нам не надо больше видеться. Завтра я уезжаю.

Она отстранилась от него, посмотрела в его глаза с болью во взгляде, тихо сказала:

— Прощай.

Перекрестила его, поцеловала в лоб, повернулась и ушла. Он долго глядел вслед, пока хрупкая фигура её не растаяла в вечернем тумане.