Погасить Черное Пламя

– Нужно что-то делать, – произнес Рингрин, стирая капли с ее щеки. – Морул Кер не успокоится, не отстанет. Один раз мы остановили драконов, но какой ценой? Север больше никто не прикрывает. Что будет дальше? Мне кажется, я понял, что хотел сказать Марфор, когда сломал моего паучка… – добавил он тихо.

– Нужно устранить источник проблем, – кивнула Ваниэль. – Не ломать лапки паучку – это бессмысленно, отрастут новые. А сломать пружину, которая приводит в движение весь механизм.

– Да, – ответил принц и сердито добавил: – Мог бы и прямо сказать, зачем портить вещь?

– Марфор же тэлери, они слова в простоте не скажут, – заметила сестра. – Он хотел, чтобы ты сам решил, я полагаю.

– О Мелькор, я бы убил дракона, – произнес принц тихо, но очень энергично. – Чихал я на то, что он император. Но я никогда не был в Рабине, я никогда из Железного Леса не выезжал. Если бы нашелся кто-нибудь… кто повел бы нас за собой… Я бы пошел. Мы все бы пошли.

– Возможно, Марфор проиграет пари и останется с нами, – задумчиво сказала Ваниэль. – Можно было бы рискнуть… Но нам нужен не он.

– Я тоже подумал о Лайтонде, – согласился брат. – Вот кто мог бы повести нас. Он уже бывал в Рабине, и в замке Морул Кера – тоже. Все говорят, что тогда дракон остался жив благодаря Королеве Без Имени. Но вот уже лет пятьдесят, как она уехала из Рабина.

– А Лайтонд – в лагере, и неизвестно, жив ли вообще, – заключила Ваниэль.

Магический шар принца, лежавший на столе, засветился. Рингрин коснулся его рукой, и брат с сестрой увидели лицо Халлена.

– Тут к нам гости пожаловали через телепорт, – сообщил партизан.

– Веди сюда, – сказал Рингрин и отставил тарелку. Халлен разорвал связь.

– Потом расскажешь, кого принесло. Ладно, я пойду собираться, – сказала Ваниэль.

Сестра телепортировалась. Принц поднялся, прошелся по землянке. Рассеянно глянул на картину с башней Светлого Всадника, и поправил ее – Рингрину показалось, что она висит немного криво.

До половины башня была сложена из целиковых, необработанных серых валунов. Дальше начиналась кирпичная кладка. Сочетание серого и алого резко выделялось на фоне оштукатуренных, аккуратненьких стен крепости. На самой верхушке башни стояла плохо различимая отсюда, снизу, статуя всадника. Он словно сиял в мрачности небес, но никакой магии в этом не было. Уж Марфору-то не надо было объяснять про свойства глоссдольского мрамора. Эльф заметил, что весь вид находится в рамке, словно картина. Эту роль выполнял дверной проем, через который бывший владелец Иглы смотрел на площадь. Взгляд сместился – тот, в чье тело Марфора забросил поисковый ритуал, вышел из двери и повернулся. Мелькнула мускулистая рука с замком в ней, темное дерево двери – дуб, не иначе – и массивные петли в виде черепов, украшенных венками из узких листочков ивы.

У эльфа потемнело в глазах. Почти теряя сознание, он выдернул из своего запястья Иглу. Руку Марфора прострелила боль. Эльф откинулся на подушку, жадно хватая воздух раскрытым ртом.

В отличие от Ваниэль, владевшей только самой простой механикой поискового ритуала, Марфору были известны и другие методики. И в госпиталь он вернулся не только за тем, чтобы ему промыли рану и обработали заживляющей мазью. Во время перевязки эльф стащил в процедурной скальпель и пинцет, и сумел при помощи этих нехитрых инструментов извлечь артефакт из перстня-кастета. Остальное было делом техники, которую Марфор совсем не хотел демонстрировать темным эльфам. Во-первых, тэлери боялся, что тот, кого он ищет, уже мертв. Ящер продлевал дни тех, кто верно служил ему. Но Разрушителю Игнату уже должно исполниться лет двести пятьдесят, а он не был чистокровным эльфом. Таким образом, последовав за душой отца Змееслава, Марфор мог умереть во время ритуала. Он знал, что рискует не только своей жизнью, но это не остановило эльфа. Марфор должен был узнать, где находится Игнат.

И ответ оказался неожиданным.

«Бьонгард… Как удачно. Все одно туда дорожка выходит», подумал эльф. Если бы не картина, что висела на стене партизанской землянки, Марфор не узнал бы местность.

Эльф с трудом сел на кровати. Осторожно закрепив Иглу в перстне-кастете, он прошептал несколько заклинаний над пальцами брата, чтобы замедлить процесс разложения. Затем увязал их обратно в платок и спрятал в карман, а перстень-кастет надел на руку. Марфор глянул на висевшие на стене часы в корпусе из орехового дерева. Когда-то роскошные, любовно покрытые лаком, теперь они рассохлись. Глубокие царапины уродовали темно-красную поверхность. Вместо одного из противовесов на цепи висел копьеобразный перфоратор, у которого была отломана ручка.

Пора было пойти пообедать – партизаны должны были явиться за Марфором уже минут через сорок.