Погибают всегда лучшие

– Конечно, слухи у нас расходятся быстро. Тем более о вас, за всем, что вы делаете, следит весь город. Я это сужу по своей передаче, почти все звонки прямо или косвенно касаются имеют отношение к вам. Вы даже не представляете, до чего ж вы популярны. И что любопытно, – Ксения как-то странно посмотрела на меня, – 80 процентов звонков от женщин и в основном молодых. Они просто захлебываются от восторга, когда говорят о вас.

– Вот не знал, – слукавил я. – Это, конечно, приятно. Но знаете, Ксения, если бы мне сказали об этом, когда мне было двадцать лет, я, наверное бы, взлетел на небо от счастья. А сейчас воспринимаешь это поклонение без всякой радости. А все дело в том, что это совсем не то, что нужно.

– А что же нужно?

– Любовь всего одной женщины, но той, которую любишь ты сам. И это неизмеримо больше, чем восторженное поклонение целой сотни поклонниц. Для них я нечто вроде кумира, а кумира нельзя любить, им можно только восторгаться, ему можно поклоняться. Любить же можно лишь человека, грешного человека.

Ксения молчала, но потому как подрагивали ее пальцы, я чувствовал, что она волнуется.

– Я вчера разговаривал с Борисом Эдмондовичем.

– Как он, я не видела его недели две.

– У него проблемы с сыном, я слишком поздно узнал, что он наркоман и торговец наркотиками.

– Да, он всегда это скрывал. Это самое тяжелое, что есть в его жизни.

– Да, это тяжелое, но мне показалось, что у него есть еще одна причина для подавленности его духа. Не догадываетесь?

– Не буду обманывать, что не догадываюсь. Полагаю, вы говорили обо мне. – Ксения посмотрела мне прямо в глаза.

– Он волнуется по поводу вашего предстоящего брака. Ему кажется, что вы будете не так счастливы, как ему бы этого хотелось.

Мне показалось, что эти слова сильно задели Ксению.

– Я открою вам маленький секрет, однажды мы уже говорили на эту тему, и я ему сказала все, что я об этом думаю. Он не имеет право вмешиваться в мою жизнь.

– А есть кто-нибудь, кто имеет?

– Нет, и не будет никогда – сказала она, но не так твердо, как ей хотелось бы. – Чего же он добивался от вас? Чтобы вы помогли отговорить меня от этого шага?

– Нет, этого он не просил, он просил помогать вам, если вам будет трудно.

– И вы обещали помогать?

– В общем – да.

– Полагаю, что это не обдуманное решение с вашей стороны.

– И все же давайте договоримся: если у вас возникнут какие-либо затруднения, если понадобится помощь, вы обратитесь ко мне без всякого стеснения. Этим вы окажете мне услугу, потому что помочь вам – для меня самая большая радость.

Ксения несколько минут молчала. Я видел, что пару раз она уже собиралась что-то произнести, но в последний момент передумывала. Вместо этого она внезапно встала.

– Я жду вас в 7 часов в студии.

Потом мне говорили, что это было лучшее мое выступление. Мне трудно что-то сказать по этому поводу, у меня было такое чувство, что я и слова, которые я произносил, были совершенно отделены друг от друга. Я испытывал такое волнение, что даже не видел лица ведущей и плохо понимал вопросы, которые она мне задавала. Но, как мне сказали те, кто меня слушал, отвечал я на них просто блестяще. Особенно удалось мне обращение к работникам милиции и прокуратуры, в котором я призывал их прислушаться к голосу своей совести и встать на сторону закона.

Почему-то мое не слишком длительное перевоплощение в образ звезды телеэкрана так утомило меня, что когда закончилась передача, я вдруг почувствовал себя очень измотанным. Но я не уходил из телестудии в надежде поговорить с Ксенией и может быть даже проводить ее домой. Но она куда-то исчезла и я тщетно прождал ее почти полчаса в вестибюли.

После чего я отправился на ее поиски, но Ксении нигде не было, и никто не мог сказать, где она. Наконец мне пришлось с грустью признать тот факт, что она не захотела общаться со мной без нацеленных на нас камер и скрылась в неизвестном направлении.

Я приехал домой в надежде выспаться. Зазвонил телефон, я поднял трубку почти уверенный в том, что звонит Ермохин с последними сведениями о поиске Очалова.

– Кореш, да ты оказывается великий оратор, так здорово говорил по ящику. Я просто не мог оторваться. А какие перспективы обрисовывал, у меня дух аж захватывал. Ничего не скажу, молодец, братва от тебя в восторге. И «мусор» весь дрожит от нетерпения доказать тебя преданность. Но это я так попутно, не мог удержаться, что не выразить свой восторг. А вообще-то я по другому поводу звоню. Дела наши с тобой совсем плохие, больно уж неугомонным ты стал. Буквально проходу не даешь. Вот скажи, зачем приют разгромил, знаешь, в какой убыток ты нас ввел? Э, да ты чего молчишь, ты слушаешь меня?

– Я тебя слушаю, подонок.