Погибают всегда лучшие

Я посмотрел на Олега, но ничего не сказал по двум причинам: я вдруг почувствовал, что не нахожу подходящих слов, чтобы выразить свои чувства, во-вторых, зазвонил телефон. К моему удивлению это был Архипенко. Его голос звучал не слишком весело.

– Владислав Сергеевич, я хочу вас известить, что сегодня начал нашу с вами операцию, все счета этих фирм заблокированы. Никто отныне не получит с них ни рубля.

– Хорошо, я рад.

– А я не очень.

– Я понимаю, вам нелегко было решиться на такой шаг, тем большее значение он имеет. Может, стоит усилить вашу охрану?

– В этом нет нужды, я предпринял все возможные в моем положении меры предосторожности. Остается уповать на них и на Бога. Тем более, сегодня я уже получил первую угрозу.

– От кого она исходила?

– Она была анонимной, это был телефонный звонок. Владислав Сергеевич, позвольте выразить свое восхищение вами, весь город только и говорит о ночных событиях. Вы мне очень помогли, если бы не ваше вмешательство в мою жизнь, я бы никогда… Как ни странно, но я вам благодарен. Вы понимаете, что я хочу сказать.

– Думаю, что да.

– Я уже ездил голосовать, естественно, за вас. Ни у кого нет сомнений, что вы будете мэром. После сегодняшней ночи люди поверили в вас. А скажите, наша договоренность о том, что вы оставите у меня половина бюджетных счетов, остается в силе.

– Не вижу причин ее пересматривать.

– Вот это все, что я хотел вам сказать, Владислав Сергеевич.

– Надеюсь на скорую встречу, Павел Иванович. Мне понадобятся ваши советы в финансовой области.

– Всегда к вашим услугам.

Голос Архипенко исчез из трубки. Я коротко пересказал Олегу наш разговор.

– Честно говоря, мне тревожно за него, – проговорил Олег. – Он очень рискует. Они не смирятся с таким ударом. Ты понимаешь, что он гораздо сильней, чем удар, который мы нанесли им ночью.

– Не дурак, чай, понимаю. Для того его и готовил. Будем надеяться, что Архипенко сумеет себя защитить. А теперь мне хочется поехать в город и посмотреть своими глазами, что там творится. А затем я проведаю Толю. Ты со мной?

– Меня ждет Вознесенский. Он просил передать, что вечером приглашает тебя к себе дабы отпраздновать твою викторию.

– Еще рано, сглазим.

– Ты стал суеверен?

– Знаешь, Олег, я чувствую, что сильно изменился. А вот каким я стал, ей богу еще не знаю.

Я ездил по городу от участка к участку. Олег был прав, народ валом шел на выборы. Я зашел на некоторые пункты для голосования, и всякий раз сцена почти зеркально повторялась: я оказывался в окружении людей, меня благодарили, поздравляли, заверяли, что голосовали за мою кандидатуру. Я заметил, что особенно экзальтированно ведут себя молодые женщины, которые стремятся меня потрогать, пощупать, поцеловать, словно я – знаменитая поп-звезда. Вырвавшись из очередных объятий, я сказал шоферу, чтобы он ехал к Анатолию.

Анатолия я застал в окружении семьи. Хотя он лежал, но вид у него для раненого был вполне бодрым. В глаза мне сразу бросилась одна странность, он был не в домашних, а в выходных брюках.

– Ты куда-то собрался? – спросил я.

– Нет, я недавно приехал и вот лежу, отдыхаю.

– Ты ездил в таком состоянии. Да ты с ума сошел!

– Это было необходимо, Владик.

– А могу узнать, что за необходимость?

– Да, конечно, я ездил в больницу к тому парню, которого ты избил ночью.

– К этому юному бандиту, который нас едва не убил! – воскликнул я.

– Да, к нему. ты, наверное, не знаешь, его зовут Алексеем.

Я ощутил легкий холодок где-то в животе.

– И что из этого, Алексеев в мире много и все они разные.

– Ты прав, разные. Ты сломал ему нос и два ребра. Хирург мне сказал, что скорей всего его нос останется навсегда сломанным.

– Я понимаю, что жить со сломанным носом не самое приятное занятие, девушки будут сторониться и все такое прочее. Но хочу напомнить: он едва не проколол тебя и меня ножом. И если бы ему удалось это сделать, то уже завтра могли бы состояться наши пышные похороны.

– Да, могли, что правда, то правда. Но ты вспомни, что ты продолжал его бить тогда, когда он уже не сопротивлялся. Если бы я тебя не остановил, то вполне вероятно, хоронили бы его.

– Еще бы, я был в ярости, когда увидел кровь на твоей рубашке.

– Но ты разве не знаешь, что при виде крови звереют садисты.

– Ты хочешь сказать, что я садист.

– Нет, но есть опасность, что можешь им стать. Внутри тебя это сидит. И сидит сильно. Это в начале ты бил его потому, что увидел мою кровь, а потом ты его бил, потому что это доставляло тебе удовольствие. Он был в полной твоей власти, а в тебе бушевала, как ты сам говоришь, ярость. Разве не тоже самое происходит с насильником или садистом?

Я вдруг почувствовал некоторое замешательство; я вовсе не хотел соглашаться с Анатолием и в тоже время не мог не признать, что в его словах заключалась если не вся правда, то определенная ее частица.

– Я разговаривал с ним, – вдруг проговорил Анатолий.

– Да, что же он тебе наговорил, про свою тяжелую жизнь, про то, как его не любили родители, обижали учителя, ставя этому оболтусу несправедливые двойки.