В 30-х годах в деревнях было 80 процентов населения, и они при неэффективном колхозном строе могли кое-как кормить города. После получения паспортов и массового бегства из колхозов в деревне осталось менее 50 процентов. Такими силами при колхозной системе города было уже не прокормить. А тут еще деревенские в города понабежали и тоже ждут, когда их накормят. Значит, зерно надо закупать за границей. И мясо надо закупать. И одежду. Система могла рухнуть уже к началу 70-х. Но повезло. Открыли крупные месторождения нефти и газа. А тут и цены на нефть подскочили. На этой нефти прожили еще 10 лет, ни о чем не думая. Мы, советские люди, уже точно жили и в голову не брали, за счет кого кормимся. Ну кто в 70-е годы знал что-нибудь о ценах на нефть? А потом цены на нефть рухнули. Втрое… Как если бы сейчас они рухнули с нынешних 100 долларов за баррель до 30. Со всеми вытекающими для бюджета последствиями. И Горбачев в этом не виноват. Так бывает, если жизнь целой страны полностью зависит от цены на энергоресурсы, которая имеет свойство меняться от массы экономических и политических причин. Так что конец 80-х годов – это конец привычного советского дефицита.
Речь с этого момента идет уже просто о пустых прилавках, о драках в очередях за куском колбасы, о радости, когда этот кусок достается тебе. Потом речь пойдет о гуманитарной помощи, которую нам будут оказывать западные страны. То есть советская экономическая система кончает капиталистической гуманитарной помощью. На гуманитарной помощи сидит даже армия.
Из письма замминистра обороны Архипова председателю Центральной комиссии по распределению гуманитарной помощи Воронину: «Уважаемый Лев Алексеевич, прошу Вас передать Министерству обороны СССР 8 млн комплектов сухих пайков военнослужащих бундесвера, поступающих из Германии в качестве гуманитарной помощи, для выдачи военнослужащим и членам их семей».
Теперь никто этого уже не помнит. Помнят, что на руках были Деньги. Большие, по советским меркам, деньги. Связка между этими деньгами и пустыми полками магазинов отсутствует. Это в экономике такие деньги называются вынужденным накоплением. Именно эти деньги многие теперь вспоминают как символ советской обеспеченности и уверенности в завтрашнем дне. Что бы ни вспоминали сейчас, на самом деле эти вынужденные накопления – свидетельство развала потребительского рынка и признак финансовой катастрофы в стране. Эта экономическая трагедия страны больше, чем последний мировой кризис, больше, чем американская Великая депрессия. Экономическая трагедия СССР так и осталась непонятой, незамеченной, вроде как и не бывшей. Деньги на сберкнижках, в письменных столах, в шкафах под стопками постельного белья, под матрацами, которые копили годами на машины, финские холодильники, кооперативные квартиры, мебельные стенки, просто на черный день, – эти деньги на руках не позволили заметить, понять, поверить, что страна-то обанкротилась. Что вот он, настоящий черный день.
Хотя ничего удивительного, потому что само государство до последнего продолжает жить как проигравшийся, разорившийся барин: до последнего вздоха пытается сохранить привычные траты. Продолжает безвозмездную помощь политически родственным режимам, т. е. берет кредиты на Западе и дает эти деньги борцам с капитализмом. Внутри страны заемные деньги швыряются на дорогостоящий долгострой. Не говоря уже о военных расходах. Гайдар вспоминает:
Тогда, в конце 80-х, население, судя по опросам, больше всего хотело введения карточной системы снабжения. Но государство не обладает ресурсами, чтобы обеспечить нормированное снабжение. Этот вариант обсуждался неоднократно руководством страны во второй половине 80-х и отклонялся как нереализуемый. Страна живет в долг.