Разговор идет о том, что экономический кризис в стране будет углубляться и неизбежно перейдет в острую форму. Нужны рыночные реформы, но они невозможны по политическим причинам. Тем не менее нужно начинать до того, как социалистическая экономика войдет в фазу саморазрушения.
В качестве моделей рассматриваются реформы в Китае и, особенно, в Венгрии. Гайдар вспоминает: «Тогда обсуждали, окажется ли элита достаточно гибкой или ее косность проложит дорогу экономическому развалу и катастрофическому крушению режима».
Позже Гайдар напишет: «Сколь бы ни был порочен коммунистический режим, вся моя либеральная сущность протестует против его радикальной ломки. Важнейшая задача – обеспечить плавный, наименее конфликтный и опасный выход из социализма. Революция в стране, начиненной ядерным оружием, – огромный риск для всего мира».
Только одну революцию Егор Гайдар вспоминал с удовольствием. Это Куба. И дело не в революции, а в том, что было детство, и на это время выпала невероятная романтика. По общей мужественности это, наверное, было похоже на фильм «Последний дюйм», который смотрели все советские мальчишки. Который и вышел примерно тогда, когда Гайдар был на Кубе. Отец – моряк, военный корреспондент газеты «Правда». Это разгар Карибского кризиса. Прямо по траверсу – американский разведывательный корабль. В доме у советского корреспондента в гостях Рауль Кастро, Че Гевара. Гайдар вспоминает: «Отец ездит с Че Геварой стрелять по мишеням из пистолета». На «Лендровере» с семьей сына основателя Британской компартии путешествует по острову. Кругом у всех оружие. Еще работает, еще не развалилась американская туристическая цивилизация, но везде лозунги «Мы победим». Фрукты на Кубе уже по карточкам. Гайдар вспоминает: «Отец в разговорах с кубинскими друзьями все чаще начинает раздражаться, все время говорит о каком-то НЭПе». Гайдар пишет:
Пять лет спустя, то есть лет в 15, Гайдар начинает интересоваться марксизмом. Была тогда такая молодежная фишка в определенном кругу. Среди подрастающего поколения в интеллигентных семьях с шестидесятническими антисталинскими настроениями. В этом одновременно и привычка к обильному чтению, и желание что-то понять в окружающем мире.
Гайдар в этом смысле – в преимущественном положении. Он в это время с родителями в Югославии, где круг разрешенного чтения шире. В числе прочего он читает югославского политолога, диссидента Милована Джиласа, его книгу «Новый класс». Там речь идет о том, что правящим господствующим классом в созданных социалистических обществах является бюрократия. Она монопольно распоряжается собственностью и ради сохранения этой монополии душит конкуренцию, инициативу, что делает экономику неэффективной, застойной, обреченной. То есть все по Марксу.
Ко всему прочему, где-то же в это время Егору Гайдару дарят двухтомник Адама Смита, где представлена либеральная картина мира. Плюс в Москве Гайдар оказывается в хорошей школе, где литературу неординарно преподает жена писателя Владимира Войновича. Одноклассники Гайдара и его ближайшие друзья – будущий академик-математик Виктор Васильев и будущий крупнейший предприниматель рекламного бизнеса Юрий Заполь. Гайдар вспоминает их школьные разговоры:
Андропов, став Генеральным секретарем, создает Комиссию Политбюро ЦК КПСС по совершенствованию системы управления. Научной секцией этой Комиссии будет руководить Джермен Гвишиани, в чьем институте системных исследований работает Гайдар. Гайдар – в том отделе, который займется практической разработкой возможных реформ на тот случай, если власть захочет предпринять хоть какие-то действия в экономике. В разработанной тогда программе предполагается осторожное, поэтапное движение к рынку, постепенная либерализация цен. Главным условием реформирования была названа финансовая стабильность. Естественно, все рассчитано применительно к Советскому Союзу. Мысль о том, что через несколько лет он исчезнет, никому не может прийти в голову. Программа получила одобрение академической элиты и была отвергнута партийным руководством. Работа над концепцией реформ шла во время короткого правления Черненко и закончилась к приходу Горбачева.