Погибшее открытие

— Проверить! — чуть не закричал он на всю улицу. — Немедленно проверить! Или я с ума сошёл, или через полчаса я буду знать истину. Я не позволю так шутить над собой. Я — человек, я — бухгалтер! К профессору! Немедля на квартиру Парсова, и там я потребую открыть мне истину: кто я?!

И полный горячей решительности, он быстрым шагом направился в путь.

Однако тотчас же наткнулся на затруднения, — куда идти? Он не знал ни улицы, ни дома профессора.

Напрасно он силился вспомнить направление, в котором вёз его Стыка, напрасно он обегал одну за другой все ближайшие улицы, — они смотрели на него рядами незнакомых домов, совершенно непохожих на дом профессора Парсова. Червяков заглядывал даже в лица швейцаров, но ни одни усы не напоминали великолепных усов профессорского швейцара.

Тогда Червяков кинулся в кофейную и потребовал «Весь Петроград». Лихорадочно вертел он его страницы, но, ни профессора Парсова, ни просто Парсова, ни Стыки в числе жителей не оказалось. Червяков приуныл, и энергия его ослабла, тем более, что он почувствовал сильнейший аппетит, а в кармане у него оказалось лишь три копейки. В эту минуту он вспомнил про Петроградера. У него он найдёт объяснение волнующих его вопросов.

— К Соломону Соломоновичу! — решил он.

Через два часа, выждав установленный искус в приёмной — за это время пыл его, конечно, значительно остыл, — Червяков входил в кабинет финансового короля.

Этот знакомый ему роскошный кабинет, уставленный массивной дубовой мебелью, увешанный тяжёлыми портьерами, покрытый толстыми коврами, заглушавшими шаги, как-то сразу, против воли Червякова, вызвал в его душе чувство привычной робости.

Точно так всегда бывало и прежде. Достаточно было услышать тот сильный и характерный запах смеси дорогих духов и сигарного дыма, каким был пропитан кабинет всемогущего директора, чтобы сразу исчезло какое бы то ни было иное настроение, и чтобы в коленях почувствовалась некоторая слабость, а голова склонилась вперёд и несколько набок.

Так и сейчас, вступив в кабинет с твёрдой решимостью разъяснить истину, он вдруг почувствовал, что здесь, в этом кабинете, и он сам, и все его приключения совершенно ничтожная величина перед великими финансовыми делами, какие тут творятся. Даже его собственные желания как-то непроизвольно менялись в финансовом святилище: Червяков неожиданно вспомнил, что главный его интерес заключается, в сущности, тоже в одной простой финансовой операции, именуемой получением места, а выяснение истины можно свободно отложить и даже произвести какими-либо другими более удобными путями и в другом месте, не тревожа и не смущая важный покой финансового святилища.

Соломон Соломонович чуть-чуть приподнялся и благосклонно протянул Червякову свою мягкую, как подушечка, руку. Затем он терпеливо выслушал просьбу Червякова, с которой тот обращался к нему уже в третий раз, дать ему место «хотя бы счётного чиновника» и, наконец, сказал:

— Место хотя бы счётного чиновника? Гм… гм… Но вы ведь, кажется, раньше были бухгалтером? Зачем же такая де-гра-дация? Мы… гм… гм… кажется, действительно несколько немилостиво обошлись с вашими прежними просьбами. Я пересмотрел сегодня ваше дело… — Соломон Соломонович выразительно потрогал бронзовую статуэтку пуделя, которая стояла на его письменном столе в качестве пресс-папье и тонко и многозначительно улыбнулся. — Да, пересмотрел и думаю, вернее, иду навстречу вашему справедливому и… вполне заслуженному — новая выразительная улыбка в сторону бронзового пуделя — стремлению получить место именно бухгалтера… Бухгалтера-с! — вдруг закричал Соломон Соломонович, так что у Червякова задрожал подбородок, а Соломон Соломонович, любивший иногда озадачить подчинённого, остался вполне доволен. — Мы, то есть банк, решили вас назначить бухгалтером, а не счётным чи-нов-ни-ком! Да-с. И… и прошу не перебивать!

Червяков и не думал перебивать грозного начальника.

— И я прошу вас забыть всё прошлое… все-с без остатка, как будто ничего не было! — Улыбка стала такой многозначительной, что у Червякова моментально пропало всякое желание выяснять истину. — Что-с? Вы что-то заметили?

— Нет-с. Ничего-с. Я… не замечал-с.

— В таком случай, через три дня прошу вас приступить к занятиям, а сегодня можете получить аванс в счёт жалованья и… отдохнуть. У вас вид несколько утомлённый.

Червяков рассыпался в благодарностях и помчался с авансом в кармане домой.

На этом рассказ, как правдивое изложение фактов, собственно говоря, и оканчивается, так как фактов больше никаких не было. Можно ли назвать, например, фактом, заслуживающим внимания, случай, когда Червяков дня через три после описанных событий сидел как-то раз вечером дома и в глубокой задумчивости посматривал на свою жену, и вдруг подошёл к ней, внимательно понюхал ей нос и нежно начал лизать ей руку, пока она, наконец, не вывела его из странной рассеянности?