Поглощенное время (СИ)

- Замолчи, - замахал на него епископ, - Не накаркай, учитель мой!

А потом встал как вкопанный, упер кулаки в бока:

- Идите-ка спать, мастера. Утром решим, как быть.

Гебхардт Шванк вернулся в гостиницу, а старый раб остался сидеть у окна. Когда вернулся к себе епископ, Шванк так и не узнал.

***

Следующим утром, думал потом Шванк, он так и не проснулся и весь день провел в сновидении.

- Господин Шванк! Господин Шва-анк!!!, - это Хлоя перекатывала его в постели, как бревнышко, - Вставайте немедленно, Вас срочно вызывает Его преосвященство!

- Что? Куда?

- К нему. Да Вы не волнуйтесь...

Трувер так и уснул одетым. Вспомнив о свете ночи, он встал и механически вышел. Увидев зеленоватые сумерки перед рассветом, услыхав опять разодравшихся трясогузок, он побежал. Бежал медленно, увесисто по белой дорожке к дому епископа.

Там уже сидел за столом нахохленный Филипп, все такой же синеватый, одетый в бурое, а на Панкратии было церемониальное одеяние с красной каймой по краю.

- Вот что я решил, - сказал, не садясь и не предлагая сесть посетителю, епископ, - Вы сейчас, пока нет никого, пойдете и сожжете ее.

Снова на столе красовалась Львиноголовая, но бликов пока не отбрасывала и не казалась железной.

- Но, Ваше преосвященство, - попытался возразить Филипп - и, видимо, не в первый раз.

- Я сказал! Она не освящена - я просто купил ее на базаре у какой-то жены ремесленника!

- Но тогда зачем ее сжигать, если она ничего не значит?! - разозлился Филипп, - И если она от этого потеряет облик? Если она хочет облика, а мы опять его уничтожим, что тогда?!

- Я устал! - рассвирепел и епископ, - От тебя, от Эомера и особенно от Уриенса!!! Если ты помнишь, племянник, наши паломники еще живы в холмах, и я...

- Но...

- И я не могу оставлять ее в тылу! Вы это начали - вам и завершать, не так ли?

Шванк подумал, что епископ, как и Уриенс, недавно (может быть, ночью) сошел с ума и не замечает этого. Но трувер не знал, как правильно возразить. Заметив это, епископ сунул Львиноголовую прямо ему в грудь, и пришлось схватить ее.

- Все. Идите и делайте.

Шванк пошел вперед, Филипп за ним. Но во дворе жрец обогнал трувера.

- Доброе утро, - мрачно поздоровался он, - Как ты на это смотришь?

- Ох, не знаю! Но епископ-то...

- Да... Но пойдем.

Они направились к мастерским не по белой тропе, вымощенной острым гравием, а задами, через старый темный сад с яблонями и вишней.

- Понимаешь, - извинялся Филипп, распинывая по сторонам мелкую падалицу, - тут так принято: подчиняться любому самодурству. Иногда это оправдывается, как с Молитвенной Мельницей. Или с превращением шаманов в епископов.

А дальше последовали шипящие непристойные проклятия в адрес епископа Панкратия. Шванк слушал, хихикал, а кое-что, самое смачное, даже запоминал для себя - а вдруг в будущем снова придется показывать похабные комедии? Потом наступила очередь епископа Гермы - если бы существовало загробное царство, на его долю выпала бы серия весьма любопытных мучений за весьма сдержанные прегрешения... А дальше Филипп задохнулся и умолк.

- Филипп, - вставил свои два грошика наш трувер, - тебе что, жалко, что ты заклинал ее зря? И что, если ты ошибся - и она не личинка, и не хочет никакого облика?

- Шванк! - назидательно воздел палец Филипп, - Сейчас я набью тебе еще один фингал!

- Нет-нет, Ваше будущее преосвященство! Вы и так очень даже самодур, вполне достойный своих славных предшественников!

Филипп захихикал, и, запустив яблоком в стену, отправился в кузницу. Шванк смешно семенил следом, удерживая богиню, словно горячую кастрюлю.

Шванка впервые вынудили работать с горном. Так, у дальней от входа стены построен довольно высокий кирпичный колодезь, плотно набитый глиной и покрытый сверху толстой каменной плитой. По центру плиты для печи сделано гнездо, а сверху - вытяжка. Вбок идет патрубок, и завершается он мехами.

Рассерженный Филипп всыпал в горнило лопату угля, прикрыл дровами и стружками, а потом грубо отнял Львиноголовую у Шванка и расколол молотом. Высыпал обломки на дрова, посерел, сел. Встал все-таки и разжег огонь, кратко скомандовал:

- Качай!

И Гебхардт Шванк занялся мехами. Пламени он так и не увидел, только его отражения в глазах Филиппа.

- Смотри-ка! - вытирая пот, заметил он, - Когда мы с нею, мы всегда одни, нам никто не попадается.

- Ну да...

- Эомер говорит, что она - Гидра. Дункан - что она меняет головы, как платочки. По-моему, это одно и то же. У нее нет истинного обличия...

- Оно ускользает от нее самой...

- Поэтому я назвал ее Dwyn, Ускользающая. Я думаю... Все зависит от того, насколько ее поклонники близко или далеко. Те, кто подальше, пляшут и непотребствуют перед Львиноголовой и сами становятся львами. Так сошел с ума Уриенс. И, наверное, его верховный жрец...

- Или Панкратий?

- Да, и он тоже, Хотя пока и не пляшет для нее.

- А мы?

- А мы близко и видим не защитницу, а Пожирательницу.

- Да-да! Я становлюсь рядом с нею очень глупым, думать даже не могу...

- Я тоже. Какой уж тут гнев...

- Она какая-то двойственная, и это меня бесит!