Поглощенное время (СИ)

- Подожди! Я знал, что пора умирать. Не хотел умирать один и увел тебя от жены, якобы переиграл ее и отомстил, взял тебя ценою смерти...

Художник медленно развернулся всем корпусом:

- Не совсем то. Может быть. Бог в моей крови - веселый, ребячливый. Он любит ветхие силы, общие для говорящих, богов, некоторых животных и даже растений. Поэтому я никогда не советуюсь с ним о поступках - слишком беспечен; люди редко используют эти силы. А ты - посмел! Нет, это то, что ты сказал, но желал-то ты освобождения...

- Преображения...

- Да. И я пошел с тобой. Но... мой бог не понимает боли...

- А ты сам?

- Я к ней привык, как и ты. Она ничего не значит. Я пошел, потому что он для меня слишком глуп и уже скучен, а жена чересчур молода. Я выбрал тебя...

- Как подходящего по возрасту и судьбе?

- Не только это. Не могу сказать, слов нет. Вот представь себе, что я сейчас стою там же и тогда, под вишней - что ты сделаешь: прогонишь меня или отпустишь?

- Нет! - с ужасом воскликнул епископ Герма, - Ни тогда, ни сейчас не отпущу. Удержу.

- Ну вот. Ты опять призвал, и я пришел.

- Хорошо. Как зовут твоего бога?

- Вакх.

- Идем наверх, вернешься домой. Давай быстрей!

Но свирепые медные глаза беспокоились, знали иное.

У самой золотой поверхности художник остановился, стал, как вкопанный.

- Иди же! Еще шаг!

- Не могу! - прохрипел тот, закидывая бородатую голову, - Вакх разрастается! Вырвется!

Епископ схватил его за плечи и развернул к себе, но ничего уже не успел. Плоть возлюбленного стала прозрачна, как туман, потом - как вода, и исчезла, прошла сквозь сцепленные пальцы. Возник черный водный смерч, на мгновение коснулся лба епископа Гермы и всплыл, ушел вверх и вправо, на глубину.

Осталась на месте крупная белая птица - то ли баклан, то ли белый гусь. Но и она взлетела кверху в водяном тумане, пробила золотую пленку, взвилась в воздух, крикнув:

- Я сам найду свой следующий дом!

Над Морем белый гусь описал широкий круг и полетел на юг, на виноградное побережье.

Епископ Герма чуть спустился, покинул порфировую лестницу и ушел влево. Он брел в ледяной плотной воде, и руки его висели.

Чуть дальше возник какой-то хаос - разбросанные камни, кажется, рухнувший дольмен. Каменные черные ветви и длинные водоросли. Белый песок. С песка подпрыгнул крупный гребешок, показал розовое нутро, хлопнул бледными рифлеными створками и увязался за епископом. Тот видел его, но заговаривать не собирался.

Поравнявшись с дольменом, епископ Герма резко сел. Под камнем часто дышала полосатая мясо-розовая пучеглазая рыба, сдвигала и раздвигала колючие жабры, дергала длинными усами. Крупный глаз провернулся и блеснул в красном кольце.

- Передир! Локсий! Ты, скарпия - вот я пришел.

Но рыба пока ожидала.

Гребешок снова взлетел и упал у ног.

- А, это ты, Киприда, - равнодушно и медленно сказал епископ Герма, - пришла и ты. И в таком виде - сплошное детородное место из известки, да еще с жемчужиной внутри - все как полагается. Понятно - медь, страсть, зеркала... Смешно: я жил как Гермес, так и не обретя его, и не думал, что понадоблюсь еще и тебе. Шаман переменного пола, неудачный гермафродит...

Киприда чуть зарылась в песок и осталась лежать, соблазняющее приоткрыв створки.

Тогда епископ Герма крепко схватил Локсия под жабры и взял на руки. Сдавил ладонями, прижимая иглы - хотел то ли раздавить, то ли слепить из нее что-то еще. Рыба громко заскрипела, пронзила руки насквозь и замерла, пульсируя, как сердце.

Епископ Герма еще сильнее сжал ладони, и тело его рассыпалось тяжелой медной пылью. Приливная волна понесла часть его к берегу.

Скарпия зависла в воде, затряслась и сбросила, кувыркаясь, клочья полосатых покровов. Развернулся пружиною крупный серо-зеленый угорь, вытянулся и поплыл, извиваясь, к берегу. Там он выбрался на песок и пополз дальше на северо-запад, кратчайшим путем к Внешнему Океану...

- Вот что я знаю - что видел и от братьев. Я сам освободился и улетел.

Вакх печально смотрел на Шванка, но не плакал. Тот испуганно спросил:

- Это ты убил Хейлгара?

- Не знаю. Может быть, я. Может быть, он, Герма, - бог говорил сдавленно, совсем как человек.

- Но почему ты выбрал меня, кастрата? Что я понимаю в страстях?

- Ты невинен и не предубежден. И ты пытался в них хоть как-то разобраться, сочиняя свои глупые комедии для дураков, которые свою-то похоть сдуру воплощают как попало... Жалко мне тебя стало из-за этого.

Гебхардт Шванк мелко дрожал, весь - то ли приморозило в незнакомом лесу, то ли от страха.

- Если хочешь узнать больше, усни!

Шванк послушно зевнул.

- Ты замерз - возьми мою шубу.

- Да-а, - закапризничал Шванк, - я укроюсь, пригреюсь, а потом замерзну до смерти! Нашел дурака!

- Не хочешь - усни так!

И Гебхардт Шванк уснул.

***