Поглощенное время (СИ)

- А ты не узнал?! Жаль. Я - Вакх, разве не видишь? Живописец Хейлгар был моим другом и Домом.

- Ты хотел почтить его память? Но почему я?

- Трудно объяснить человеку, да еще и кастрату... Ты не привязан... Но, когда заканчивается благодушное безвременье, люди теряют память, и все движения их душ и страстей достаются Пожирательнице. Ты бежал от Гавейна, Гебхардт, а я понадеялся на это и перехватил тебя.

- Что теперь, Вакх?

- Ты решай, что.

Шванк вроде бы и не вставал с пенька, а Вакх уже вел его под локоток, и опять по кругу. Следы на снегу оставлял Шванк, но не Вакх.

- Где Филипп?

- Он доберется, не бойся. Зеленые рыцари уже сопровождают его.

- Тогда, - остановился трувер, - проводи меня к Аннуин, там Пикси.

- Ты забыл - пошел снег, и все они уснули? Мы не найдем их до весны. Подумай в последний раз, чего тебе нужно по-настоящему. А не то останешься тут, и я буду водить тебя...

- Знаешь, Вакх, - решительно тряхнул головою трувер, - я не могу закончить твой роман. И не хочу.

- Правильно! - расхохотался бог, - Сможешь остаться трувером или комедиантом навсегда, так?

- Ну да, - смутился трувер.

- А что? Хорошая шутка для такого примитивного комедианта, как ты! Тянуть кота за хвост, убивать время... Я ведь тебя, дурака, пожалел - труверы одержимы то одной историей, то другой. Вот и ограничил тебя. Но если не хочешь, не буду. Сочиняй сколько влезет.

- Скорее, сколько вылезет...

- Хорошо, решено!

- Тогда я хочу... Нет, я должен...

Если бы Гебхардт Шванк видел себя сейчас, то вспомнил бы - таким задумчивым и очарованным он бывал только в раннем детстве, когда дед или бабушка рассказывали ему сказки о героях, загадывающих одно или даже сразу три желания. Но ни он, ни Вакх вспомнить этого не могли...

- Я должен, боже, узнать, как погибли Хейлгар Зрячий, Меркурий Донат и Аластер Гвардхайдвад.

- Для этого не надо никуда ходить.

Трувер увидел конец поединка - Гермес в облике спрута облил Зеленого Короля пламенем, расплавил его меч, а самого обратил в камень. Затем было вот что:

...

Бок о бок начали они спуск - царственный муж в шапке черных кудрей и стройный жрец, облаченный как будто бы в медный шлем с защитой для щек.

Лестница была высока, полога, но скуки не было, потому что времени в Сердце Мира не существует.

Почти на середине пути под ногами показалось что-то вроде снега. Епископ Герма остановился, а живописец нагнулся, зачерпнул это ладонью и пропустил сквозь пальцы:

- Забавно. И правда, снежок...

Епископ подобрал сухой вишневый лист.

Потом его мысль зазвучала горько и сухо:

- Я стяжатель, как и любой правящий епископ. Тебя я удерживал долго, но, увы, не обрел.

- Да, - отвечал живописец, - бог в крови, ведьма-жена... Для тебя самого не оставалось места.

- Так ли? Нас удерживало притяжение Храма, он и был этим единственным местом.

- Скоро конец, скоро само Божественное Сердце, оно вот-вот ударит...

- Пошли!

Вечная утрата моя, тяжелое пламя плоти моей, не уходи! Несколько ступеней оставалось, а дальше Путь Крови обрывался в бездну. Там, скорбно мотая головой, ухватив себя за горло, пригасив пламя медных глаз, епископ Герма взмолился:

- Ты... если можешь... разреши!

Живописец промедлил, всматриваясь в серую мглу:

- Нет. Невозможно. Но берегись, твоя плоть исчезает!

Он ухватил товарища за запястье и держал, покуда не перестало радужно мерцать истощенное тело.

- Прости, я так и не смог...

- Слушай-ка, - насторожился епископ, придя в себя, - что-то дрожит.

Оба уселись на последней ступени, свесив ноги в пропасть и стали ждать. Разошелся и сизый туман; пропасть шла вертикально вниз, глубину и ширину ее нельзя было верно оценить, но форма, кажется, была круглой, как и у моря. В самой глубине, подобно яблоку или кулаку, лежало металлическое сердце Гермафродита, покрытое крепкой бурой окалиной. Крылатый бог взлетел по воде и исчез на другом берегу. Сейчас Яйцо уже не пылало, его скорлупа стала цементно-серой и треснула. Когда Божественное Сердце ударило, трещина разошлась, половинки скорлупы рассыпались в пыль, а вверх бросило фонтан слепящего алмазного света. Прогремел по воде страшный гром и замолк. Фонтан пламени ушел вверх, разошелся по поверхности Моря тонкой пленкой, и возник золотой сплошной купол.

- Все, - сказал, подымаясь, епископ Герма, - Новый Бог родился. Нам туда, вниз?

- Не знаю.

- Тогда уходим! Мы обновлены. Может быть, есть еще время...

- Хорошо. Попытаемся вверх.

Они повернули обратно, и играющие золотыми бликами порфировые ступени все так же удобно ложились под ноги. Тела все так же почти не имели веса. Епископ подымался чуть позади и, по своему обыкновению, уперев кулак о кулак, брюзжал:

- И как по сравнению с этим просто любить женщину! Она подходит ему, он - ей, а все остальное доделает матушка-природа!

- А ты-то откуда это знаешь?

- Знаю, знаю.

- И как ты держался?

- Мои страсти большей частью приглушены, силы принадлежали Храму. Ты видел сам, как!

И опять снежок, и вишневые листья... Тут епископ Герма резко остановился, уперся ногами в камень и, хватаясь за глотку, мучительно сведя темно-рыжие брови, смог сказать: