Поглощенное время (СИ)

- У Ее величества Аннуин - Броселиана отпустила. Странные там существа... Знаешь, Аннуин и раньше была... э-э... чудаковата. А сейчас, когда муж пропал, ей стали нужны шуты. Я, например, или сумасшедший Турх, она его привечает.

- Соблазняешь? Я тоже шут.

- Не знаю, нужен ли ты Аннуин...

- Эх, ничего-то ты не знаешь!

- Ну, ее шуты, ей их и подбирать, разве нет?

Филипп сидел в центре, чуть приподняв голову и возложив руки на колени, как сгоревшая статуя Львиноголовой; смотрел он то ли в себя, то ли очень, очень далеко вперед, и глаза его стали прозрачнее весенней воды.

- Пиктор, - медленно спросил он, - эльфы бессмертны?

Пиктор внимательно посмотрел на него, тревожно запрыгали глазки-орешки:

- Не знаю. Они сами не знают. В лесу Броселианы пока никто из них не умер. Что было прежде, они не помнят.

- Наверное, так можно быть бессмертным, - продолжил Филипп думать вслух, - Память стирается, как изречение с восковой таблички... И все, - тут он встрепенулся и раскрыл глаза, - Мне показалось, что наступил вечер!

- Ты что? - не удивился Шванк, ибо здесь всегда было темновато, - Утро еще не кончилось.

- Тогда мне пора! - заявил Пиктор.

Он встал, сделал привычный жест, как бы оправляя длинное одеяние сзади; нащупал там штаны и нежно рассмеялся. Отсмеявшись, позвал:

- Пойдемте! Проводите меня до ворот.

И пошли, ни быстро, ни медленно.

А у самых ворот уже дожидался мул. Ростом он был велик, примерно с крестьянскую лошадь, мастью седоват, а шерсть его курчавилась так, как у овец, чьи шкуры идут на полушубки. Простое седло и веревочная упряжь... Мул корчил рожи молодой прислужнице, ужасно скалился, и выло видно, что это клыкастый жеребец. Прислужница держалась с ним чуть скованно, но явного страха не выказывала.

- Спасибо, Нинева! - поклонился Пиктор и перехватил уздечку. Мул собрался его куснуть, но Пикси хлопнул разбойника по лбу:

- Заскучал, Красавчик? Нет, говоришь? Ого, так ты еще и ревнуешь? Ну, это мои друзья.

Мул нагнул голову и поковырял землю копытом. Пиктор влез в седло, и привратница отодвинула створку ворот.

- Счастье тебе! - попрощался Шванк, - Ты нашел родину.

- А тебе кто мешает? - усмехнулся Пиктор, - Ищи, если так надо. Или просто завидно?

- Ага.

- А я уже дома, - угрюмо добавил Филипп.

Он отъехал совсем недалеко; Нинева еще не успела затворить ворота, а он уже махал рукою и кричал:

- Зимой меня не ищите! Эльфы уходят зимовать под холмы! Весной вернутся!

***

Следующим утром холод прокалил землю и камни, и они стали подобны металлу. Дункан подмигнул шестигрудой Зимней Смерти, на которой уже повисли чьи-то застывшие плевки, и пошел дальше в мастерскую. Его дочь наконец-то пришла в себя и запомнила в мире ином нечто очень и очень интересное. Так что мастер был счастлив и очень торопился.

А Гебхардт Шванк вскоре после рассвета передал все свои свитки писцам (три неуемных старца все так же ехали в лес в телеге палача) и сказал Филиппу:

- Я ухожу к Сердцу Мира. Что бы там ни было, здесь я больше не найду ничего.

Филипп ответил:

- Тогда и я тоже.

- А разве можно жрецам?

- Ну, явных запретов нет... Узнаю, что случилось с той старушкой и ее божественным младенцем.

- А как освободишься?

- Сейчас-то я как раз свободен. Смотри: епископ погиб, а в высший клир пока не приняли никого. Теперь примут нового, и уже не я буду старшим привратником, а он.

- И что?

- Есть только два устойчивых амплуа в высшем клире - привратник и епископ, низший и высший. Ко мне сейчас... хм, присмотрятся и решат, что со мною можно сделать. Так что еще несколько недель я почти свободен.

- Тогда пошли на базар.

- Нет, - Филипп придал разговору силу решения, - К Молитвенной Мельнице нужно идти сначала.

...

Молитвенная Мельница выбросила Шванку изображение Шута, Филиппу - Первосвященника.

- Твое почти прошлое, мое почти будущее.

- И что?

- Кажется, ей просто лень.

- Или думает, что мы бесимся с жиру.

- А это не так?

- Так. Засиделись.

Поскольку оба и так почти не вылезали из библиотеки и скриптория, комментарии к изображениям им не понадобились. Прояснившаяся умом Майя, дочь Дункана, проводила их сразу ко входу в Храм. Черные зеркала оказались непрозрачны, покрылись инеем, словно бы кто-то их присыпал мукой. Но лиц все-таки было не разглядеть, да и над горизонтом повисла то ли мгла, то ли льдистый туман...

- Что ж, идем на базар.

Там купили теплую куртку и сапоги Шванку, длинный плащ и стеганые штаны Филиппу. Нашли две пары утепленных сапог с большими кожаными галошами.

...

Далее, утром исхода, небо полностью затянули облака, подобные белому слою неоконченного войлока.

Город миновали молча, и лишь недалеко от базарной площади Гебхардт Шванк несколько раз выдохнул, посмотрел, как влажные клубочки пара удержались в воздухе и растворились в нем, подумал вслух:

- Оставляю свое дыхание в городе...

А Филипп не ответил ничего - все так же шел, выбрасывая расслабленные ноги, глядел вниз и помалкивал.