Поглощенное время (СИ)

Молодой писец открыл гостям, и они, кажется, спугнули епископа. Оторвавшись от стопы документов, он резко развернулся, а выглядел при этом так, как будто бы его резко разбудили в первую же спокойную ночь после десятка бессонных. Лицо Акакия слегка пожелтело и отекло под глазами, а выбритые следы бровей были пока светлее лица. "На кого же он похож? - думал Шванк, - Из-за этих бровей он напоминает пса... Но нет. Глаза быстрые и круглые, черные. Пальцы дрожат, и он хочет вцепиться в край стола, но не делает этого, не смеет при посетителях. И подбородок маловат... Ага, да это же крыс!" Гебхардт Шванк и не думал о том, что все его случайные знакомые видят его примерно так же - не запоминают лица, а улавливают лишь отдаленное сходство с поросенком...

Итак, "поросенок" и "крыс" поглядели друг на друга, и Акакий пришел в себя:

- Филипп, что за дело?

- С нами мастер Пиктор, Ваше преосвященство. Дело, собственно, у него.

- Вы вернулись, мастер Пиктор?

- Да, госпо... Да, Ваше преосвященство. Королева Броселиана посылает Храму цену моей свободы. Свидетели со мной.

Пиктор подал епископу мешочек. Тот аккуратно вынул два золотых с профилями Гавейна и уложил на стол, монету рядом с монетою.

- Хорошо. Мастер Пиктор, когда Вы приступите к исполнению обязанностей?

Пикси сделал изящный светский поклон и сказал дерзость:

- Вы не поняли, Ваше преосвященство. Я не собираюсь больше ни руководить вашим хором, ни оставаться в Храме.

Акакий снова развернулся к нему, чуть более плавно, поднял глаза и увидел мастера, наконец:

- Это меняет дело. Я не согласен.

Пикси напрягся, задрожал.

- Двух золотых достаточно за обычного мастера. Но для Вас эта цена слишком мала.

- Так Вы хотите держать меня в плену?

- Если Вам угодно так считать... Да!

- Я не останусь ни в коем случае, даже если придется забить меня в колодки. И Вы ничего, ничего не получите от меня как от музыканта.

- Этого не будет.

- А что будет?! Повесите?

Акакий опустил взор, расслабился, задумался.

- Хорошо... Если так, я отпущу Вас. Вы подали мне мысль, прямо сейчас.

- Да? - не выдержал Пиктор.

- Да. Я получу Вас именно как музыканта.

Пиктор сгорбился и чуть подогнул пальцы. Акакий слегка улыбнулся.

- Нет нужды нападать на меня с когтями или с кулаками! Я беру два золотых Броселианы, видите? А от Вас лично мне нужно вот что - я требую передать мне весь Ваш архив: и разысканное в Храме, и написанное лично Вами.

Пиктор приподнял плечи, склонил голову набок, ухмыльнулся и ответил по-детски лукаво:

- Все это придется осваивать десяток лет, если не больше. Готов ли к такому Агафон?

Епископ улыбнулся, и губы его образовали совершенно прямую линию:

- Если Вы согласны, то сие уже не Ваша забота. Я не запрещаю Вам исполнять эти произведения самому, верно?

Пиктор громко выдохнул и улыбнулся в ответ:

- Ладно, берите!

Акакий махнул рукой:

- Давайте договор о Вашей продаже...

- О дарении...

- Неважно.

Мастер Пиктор полез за пазуху и извлек совершенно вытертый и несколько раз подклеенный свиточек. Епископ развернул его, прочел, стремительно написал пару строк, заверил датой, печатью и подписью, взглядом потребовал подписей Шванка и Филиппа и в итоге присыпал песком. Пока песок впитывал чернила, Пикси, не отрываясь, смотрел на документ. Ничего неожиданного не произошло, свиток не исчез - Акакий просто стряхнул посиневший песок в баночку для мусора, свернул обновленный документ и вернул музыканту. Тот припрятал его понадежнее.

- А где Ваши труды, мастер Пиктор? - как ни в чем не бывало, спросил епископ.

- Мы сами принесем, Ваше преосвященство!

Пикси выскочил в дверь, а спутники последовали за ним.

- Идем в казарму рабов! - велел он.

Филипп оказался чуть сзади, Шванк - в середине, а Пикси несся вперед, прихрамывая. Начало подмораживать еще до рассвета, и сейчас стук двух сапожек и двух деревянных башмаков напоминал торопливую поступь осла.

- Пикси, ты простил нас? - серьезно спросил Филипп.

- За что? - Пикси чуть помедлил с ответом, но так и не обернулся.

- За то, что мы от тебя... отступились.

Вот тут Пикси развернулся и нахмурился:

- Я не обижался. Смысла нет, занят был.

Филипп засопел, а Шванку вдруг пришло в голову: а как же знаменитые уши Пикси, уши нетопыря? Сейчас они в глаза не бросаются, верно? Он посмотрел - уши точно такие же, как прежде, большие и с прихотливо вырезанными краями, а сейчас на морозце еще и ярко-розовые. Но не дрожат. Да и волосы Пиктора начали, пусть медленно, отрастать и превращаться в мелкие кудри; и сейчас эти зачатки кудрей нелепо торчали на темени и надо лбом, как четыре коротеньких странных рога. "Вот и уши Пикси... уши..." - потерял мысль Гебхардт Шванк.

- Пикси, - спросил он, - тебе Скопас передал, что я хотел перехватить ее?

- Ну да. Только поздно было - Эомер успел, перехватил. Да и ты...

- Кастрат, да?

- Угу.

- А ты слышал, как я у лечебницы пел "Кошачий концерт"?

- Еще бы! - захихикал Пикси, - Хорошо ты поешь, не надоел подмастерьям...

- Вообще-то, надоел...

- Но продержался ты долго, так? И не надоел. Ты верно и красиво поешь даже мертвецки пьяным.

- Почему мертвецки?