Поглощенное время (СИ)

- А куда, по-твоему, он мог бы вернуться? Не в казарму же рабов в девяносто лет, а?

Шванк согласно закивал - как и Эомер в последние свои дни.

- Ладно. Раз он хотел, чтобы его лица не видели, я прикажу наложить маску поверх мешка. А теперь иди, Шванк, бей в гонг и уходи. А я буду объясняться сам.

***

Гебхард Шванк вернулся в тепло и осмотрел руки - крови не было. Толстушка Агнесс подошла к нему, пропищала:

- Мастер Эомер велел передать это Вам, когда Вы освободитель.

Передала небольшой свиток, потом сморгнула поросячьими глазками, словно бы что-то забыв, сделала нелепый реверанс и оставила трувера наедине с документом.

Он развернул его и увидел, как и ожидал, крупный квадратный почерк Эомера - шрифт профессиональных переписчиков.

"Мастер Шванк, - было написано в нем, - Прочти это сам и дай прочесть Филиппу. Вы оба - легкомысленные, забывчивые, ребячливые создания. Покойный епископ Панкратий послал вас сделать что-то с незнакомой богиней, а потом потерял к ней интерес - и вы тоже: один увлекся своим романом, другой - покаянием! Вы потеряли ее, и она убивает Пиктора, Панкратия, меня.

Неужели вы думаете, что она забудет о вас, когда вы вышвырнете ее из памяти? Да ей только этого и надобно! Так вот, единственно лишь мастер Пиктор, пусть восстановится его здоровье, пытался удержать ее, не дать раствориться в душах - но и то делал это по какой-то нелепой детской причине. Я, да будет вам известно, поддерживал с ним письменную связь. А вы-то почему предали друга и послушали моих распоряжений, что за детство?

Демона выпросил у Пиктора я - обещал (и исполнию) помощь и протекцию в одном щекотливом деле. И именно я последние месяцы удерживал ее при себе, не пускал ни к вам, ни к Панкратию. Особенно к тебе, Филипп - потому что ты успел в нее влюбиться. Но сегодня мое время вышло, и я оставляю вас на произвол судьбы, действовать будете сами - как знаете. Я, наконец, не нянька для трех взрослых мальчиков, мне за глаза хватало и одного старого.

Я понял: Гидра - это сама Душа Мира. Каждое одушевленное существо - ее голова. А тела словно бы и вовсе нет. Или есть, но тогда это она, Пожирательница Плоти. Не все ли равно, отцветет или продержится чуть дольше моя душа, эта ее голова? Я от вас устал, устал от Храма, от сумасбродного Панкратия и от скромного Акакия. Зависеть ни от них, ни от вас двоих не хочу. Прощайте.

P.S. Филипп, мальчик мой, как же ты мог так поступить с епископом Панкратием - ведь он же дядя твоего дяди? Я знаю, ты видел, как он сходит с ума - но не помог ни ему, ни мне, не попытался его удержать, не привлек к этому делу светских родственников. Что сказать? Ты проявляешь прекрасные способности жреца из высшего клира и уже научился оставлять неудобных в покое. На моем веку такое благополучно пережил только епископ Герма, да и то его лечил потом сам Зеленый Король снадобьями Броселианы. Так что думай и кайся еще, сын мой. Панкратий как-то удержался на ногах после первой раны и не выпустил меча.

P.S. Мастер Шванк, если ты думаешь, что я намеренно исказил отчет об обстоятельствах смерти Зеленого Короля и Хейлгара Зрячего, а также о пропавшем без вести епископе Герме, ты ошибаешься. Считай, как хочешь - но я дословно записал рассказ двух Лесных Королев, попросту не задав им ни единого вопроса. Но если ты поэтому считаешь, что я клевещу на покойного, это твое право! А с епископом Гермой я сам объяснюсь уже на днях, если души остаются в живых после смерти. Теперь все. Эомер, князь Черного Брода".

Пока Гебхардт Шванк читал и краснел под упреками, неслышно подошел Филипп - в новом облачении жреца высшего клира, светло-сером. Улыбаясь, он сказал:

- Шванк, я закончил покаяние. Меня отпустили! Сказали, что Эомер что-то смог искупить своею смертью.

- Прочитай, - зачарованно протянул Шванк, - это от него.

Нехотя отдал письмо.

Филипп первый раз прочел свиток стоя. Потом присел и, порозовев, прочитал еще раз и еще, свернул и унес документ переписчикам.

- Да, - сказал он, возвращаясь, - Эомер прав. Но каяться еще раз я не буду. Может быть, нет времени.

***

Как писать о не-происходящем? Как описать не-события, препятствующие любому воплощению и любому изменению? Они не желают перетекать друг в друга и образовывать связные цепи и сети.

Как описывать время, которое стоит, но сезоны все-таки меняет, подобно тому, как меняет жрец свои облачения для служб?

Можно ли говорить о скуке, тревоге, тоске или печали в таких условиях? Можно ли заподозрить, что это она, бывшая Львиноголовая и Гидра, остановила течение событий? Она ли сделала невоплощенной не только себя, но и ту область мира, в которой имела честь или несчастие поселиться?

Итак, незаметно встало предзимье, те самые недели, зовущиеся "меж инеем и снегом". Отошел жесткий иней, черная земля отмякла, и сделалось грязно и сыро.