Погнали

Я как будто смотрю на себя и проецирую на себя чувства, как это бывает с животными – скажем, с кошкой. Животное совершает какой-то поступок, из-за которого получается целая драма, но эта драма его не затрагивает; кошка – всегда в стороне, всегда ни при чем, она где-то там, в своем таинственном кошачьем мире, но люди в своей беспомощности перед кошкиным безразличием объявляют это непрошибаемое равнодушие загадкой кошачьей души, как будто у кошки вообще есть душа, а когда понимают, что все это – бред, что-то кажется злым и холодным, а что-то – печальным и…

Я где-то там, в задней комнате, плачу, плачу и плачу, как маленький мальчик, который только что понял, что это значит, когда умирает что-то такое, что ты по-настоящему любишь, потому что он, правда, любил это что-то, а теперь оно умерло, и виноват только он: он не сумел сохранить это что-то, не смог о нем позаботиться так, как надо, но я не войду в эту дверь. Не смогу. Никогда. Пусть даже я буду жить вечно, я все равно не войду в эту дверь. Придет день, и она распахнется – или, может быть, нет, – но я все равно не войду. Боль – это ужасно, и пошла она на хуй. Время двигаться дальше.

А как же прощение и милосердие? Я знаю, оно где-то есть. Я даже знаю людей, способных прощать. Я их люблю. Но если дать мне возможность, я обязательно причиню им боль. Да. Где прощение и милосердие? Они так мне нужны. Я бы многое отдал за то, чтобы суметь помочь Джейни сейчас, но я не знаю, как это сделать, я не способен на что-то такое, во мне нет смирения, желанная безрассудная чуткость… сердце и разум растеряны, сбиты с толку, я ни на что не способен. Я никчемный и жалкий. Кто-нибудь, помогите. Пожалуйста. Во мне просто нету таких задатков. Господи, помоги мне, ведь ты же можешь. Как мне утешить ее, когда я же ее и обидел?

Я смотрю в книгу, но не понимаю, что я читаю. В голове бродят всякие мысли, сердце бьется, как будто в судорогах. Открываю тетрадь. Записываю строчку. Интересно, получится у меня помолиться? Я знаю, что Богу на нас наплевать. Бог – это то, как утроен мир. Но что-то во мне знает, что правильно, а что нет. Пусть даже «правильно» – это понятие относительное: то, что в данный конкретный момент соответствует нашему настроению и дает нам душевный покой, то, что несет нас в безличном потоке, который не прерывается никакими паузами, возникающими от большого ума, от наших самолюбивый претензий и своенравного эгоизма, от упорства в своих заблуждениях, от упрямого нежелания понять. Когда я ее целовал, это было правильно. А теперь? Ладно. Все бесполезно. Я уже ничего не понимаю.

Я пытаюсь молиться, только за тем, чтобы найти хоть какой-то покой – некое место внутри, где молитвы хоть что-то значат. Молюсь о том, чтобы мне помогли понять, как молиться о помощи, чтобы понять, как помочь и утешить кого-то еще. Что-то такое мелькает, но смутно. Все бесполезно. Господи, как это больно… Я ничего не могу. Я смотрю на себя, и мне от себя противно. Все это – фальшь. Я все равно ничего не сделаю. Ничего. Я не знаю, как измениться.

Боль – как проволока, которая обернулась вокруг и давит, душит сердце гарротой. Мне кажется, я сойду с ума. Хочется закричать, но я знаю, что не смогу. Как все плохо. Я не знаю, что делать. От мыслей кружится голова. Но если я сейчас пойду к Джейн – это будет совсем уже наглость. Заткнись, заткнись, заткнись. Наверное, так себя чувствуют самоубийцы перед тем, как свести счеты с жизнью. Я хочу умереть. Ситуация до боли знакомая. Наверное, я уже и не вспомню подробностей, что и как было раньше, но это мучительное, неизбежное ощущение – оно точно такое же: это все потому, что я такой, какой есть. Все эти страдания и корчи, все попытки писать – это не жизнь. Ни разу не жизнь. Голова – совершенно дурная от боли. Убейте меня, пожалуйста. Но даже самоубийство – это очередной способ потешить свое самолюбие. Очередная ложь. Ладно, хватит. Либо уже делай, либо заткнись. Но я же знаю, что я ничего такого с собой не сделаю. Даже когда совсем плохо, всегда есть наркотики, тем более что мне любопытно, что будет дальше. Когда-нибудь я все равно умру, вот тогда и посмотрит, что это такое – смерть.

Вина – это скучно и абсолютно бессмысленно. Наверное, стоит выйти на улицу. Пишу записку тете Джейн, что я пошел прогуляться и скоро вернусь. На всякий случай. Если она вдруг решит выйти из спальни. Выхожу, прихватив с собой в сумке бутылку виски.