Дробыш хотел встать, но передумал. Ладонь скользнула под плащ, под пиджак, к рукоятке пистолета, торчащей из-под ремня.
Осипов выстрелил от бедра, почти не целясь, но точно зная, что пули попадут в грудь. Боль в локте пропала, рука крепко сжимала рукоятку пистолета. Громкий выстрел эхом прокатился по пустому коридору, лестнице и нижним этажам. Закричала старуха. Женщины, стоявшие возле окна, куда-то пропали. Мужик, дремавший в кресле, дико осмотрелся по сторонам и бросился бежать. По ступеням застучали его башмаки, и стало тихо. Осипов остановился, сжимая пистолет в полусогнутой руке.
Дробыш медленно сполз с кушетки вниз, на вытертый линолеум. Упав на спину, ударился затылком об пол. Плащ распахнулся, пистолет, которым он так и не успел воспользоваться, выпал из ладони. На светлой рубашке расплывались два багровых пятна, одно справа в верхней части груди, другое ниже, в области живота. Дробыш тяжело засопел, начал стонать. Приоткрыл рот и пошевелил языком, он хотел сказать какие-то очень важные слова, будто еще надеялся выйти живым из этой переделки.
Он что-то прошептал, выпустил воздух из груди. Осипов присел на корточки, он хотел услышать эти слова, но не разобрал их. Откуда-то снизу со стороны лестницы доносились неясные шумы, но и они вскоре стихли. Дробыш дышал часто и тяжело, потом начал ворочался, боль мешала лежать спокойно. Теперь он не стонал, но из груди выходили хрипы. Губы стали серыми, отрытые глаза запали и потеряли блеск, веки сделались молочно голубыми, почти прозрачными. Только на висках еще пульсировали вздувшиеся жилы, значит, жизнь еще не ушла.
— Ты меня слышишь? — спросил Осипов. — Слышишь, тварь? Ты знаешь, что сделал с моей жизнью? Знаешь это?
Осипов громко выругался, поняв, что его враг ничего не слышит. Ждать уже нечего, пора уносить ноги. Он встал, пнул ногой неподвижное тело и плюнул на пол. Опустил ствол и дважды выстрелил в голову Дробыша. И снова выругался, подумав, что этому негодяю досталась слишком легкая смерть, которую он не заслужил. Осипов зашагал к лестнице и успел спуститься на один пролет, когда увидел двух парней, быстро поднимавшихся наверх.
Впереди держался высокий мужчина в сером плаще, за ним едва поспевал парень в кожаной куртке. Человек в плаще остановился внизу лестничного марша, мгновенно вскинул руку с пистолетом и произвел несколько выстрелов. Осипов, не ожидавший такой встречи, тоже застыл на месте. Одна пуля чирикнула по потолку, где-то за его спиной посыпалось стекло. Пуля обожгла икроножную мышцу, и Осипов, потерявший равновесие упал бы, но успел вцепиться в перила мертвой хваткой.
Он выстрелил в ответ, промедлив не более секунды. Он хорошо видел свои цели и находился в выгодной позиции, поэтому не промазал. Человек в плаще отлетел к стене и повалился на пол. Парень в кожаной куртке, замешкался, не зная, что делать: то ли мчаться вниз, то ли отстреливаться. Но так и не принял правильного решения. Пуля ударила в висок, уложив на месте. Осипов спустился вниз на один пролет. Остановился и, приподняв штанину, осмотрел рану. Пуля прошила мышцу навылет по касательной, не задев кость. Ничего серьезного, боль можно терпеть, но позже, когда он выберется отсюда и дойдет до машины, надо бы наложить перевязку, иначе потеряешь много крови.
Человек в плаще зашевелился у стены, Осипов добил его двумя выстрелами. Вытащил из рукоятки пистолета расстрелянную обойму, бросил ее на пол, сунул на ее место снаряженную. Затем поднял чужой пистолет, опустил его в карман куртки. Он продолжил спускаться вниз, уже медленнее, потому что правая нога быстро онемела и плохо сгибалась.
Шаги людей, бегущих вверх по лестнице, стали хорошо слышны. Судя по звукам, их двое или трое. Осипов остановился наверху лестничного марша на площадке между третьим и вторым этажом. Отошел в сторону почти к стене: пусть те, кто поднимается сюда, видят: впереди никого. Он почувствовал, как кровь стекает по ноге. Она уже пропитала штанину и теперь попадает в ботинок. Топот ног сделался громче.
Гроза разразилась такая, что казалось, это не гроза, а генеральная репетиция всемирного потопа. Дождь заливал лобовое стекло, машина едва ползла по автостраде. До самого горизонта темнели поля, редко попадались жидкие перелески.
— От Детройта до Торонто всего двести пятьдесят миль, — сказал Дик. — Даже если ехать медленно, к утру доберемся. Но, мне кажется, что дождь кончится раньше, чем мы приедем.
Радченко, сидевший рядом на переднем пассажирском сидении, о чем-то думал, хмурился и отвечал с неохотой, через силу.
— Такое ощущение, что я допустил какую-то ошибку, — сказал он после долгой паузы. — У меня плохое предчувствие…
— Отдыхай. Силы тебе еще понадобятся.
— Может быть, ты прав, — сказал Радченко. — Кстати, поблизости есть какая-нибудь забегаловка? В дождь у меня аппетит зверский.