Погоня

– Ребята, – вмешивается Холлис.

– Я не ехидничала, – стремительно огрызаюсь.

– Ты высмеивала Нору, – рявкает он в ответ. – В моем понимании это ехидство. И уже не в первый раз ведешь себя со мной как стерва, Саммер. Думаешь, я не заметил?

– Не заметил что? Что я не стремлюсь находиться рядом? – Упираю руки в бока. – Да я это и не скрывала.

– Вот именно. Свою стервозность ты не прячешь.

– Прекрати называть меня стервой!

– Прекрати так себя вести!

– Ребята, – с упреком повторяет Холлис.

– Почему ты всегда орешь на меня? – буквально рычу на Фитца. – Никогда не слышала, чтобы ты орал так на кого-то еще.

– Потому что никто больше меня не доводит. – Раздраженный, он запускает пальцы в свои волосы. – Ты то улыбаешься и обнимаешься во время новогодней вечеринки, то…

– Мы сейчас не о новогодней вечеринке говорим, – перебиваю его, – достаточно и того, что ты…

Я резко замолкаю.

– Что я? – морщит он лоб в недоумении.

– Что он? – с любопытством поддакивает Холлис.

– Я же сказала, мы не об этом говорим.

– О чем «не об этом»? – настаивает Фитц. – Я до сих пор ума не приложу, о чем ты. Что такого, по-твоему, я натворил?

Плотно сжимаю губы. Несколько секунд он всматривается в мое лицо. Затем его глаза загораются решительным блеском. О нет. Я начинаю узнавать это выражение.

– Знаешь что, выясним все прямо сейчас, – со зловещим видом Фитц шагает ко мне. – Извини нас, Майк.

– Не, чувак, сейчас же началось самое интересное!

Я выставляю вперед руки, потому что Фитц подошел вплотную ко мне.

– Не смей, – предостерегаю его, – мать твою, не…

Меня перебрасывают через плечо прежде, чем я успеваю договорить.

– Почему опять? – визжу я.

Протесты пропадают втуне, потому что Фитц уже тащит меня вверх по лестнице.

14 Фитц

Не стану лукавить. Сжимая в объятьях злую, извивающуюся Саммер, я слегка завожусь. Ну ладно. Мой член твердый, как камень.

В свою защиту отмечу, что в начале спора у меня не стоял. Я был откровенно зол на нее. Да и сейчас тоже, но теперь еще и возбужден.

Можете бросить в меня камень.

– Поставь. Меня. Обратно, – рычит Саммер, и каждый резкий звук ее голоса посылает залп горячей крови в мой член.

Со мной явно что-то не так. Я провел три часа с девушкой, которая принарядилась для меня, хлопала ресницами, касалась руки и едва ли не держала транспарант с надписью «ТРАХНИ МЕНЯ, КОЛИН».

Желание не появилось.

А сейчас я с Саммер, которая одета в мешковатые клетчатые штаны и рубашку с длинными рукавами, кроет меня последними словами, а мой член рвется наружу.

– Ты видел во мне стерву? – грозно произносит она. – Что теперь скажешь?

Она прибегает к проверенному средству: щиплет за зад. Но острая боль лишь заводит.

– Тебе говорили, что ведешь себя как ребенок? – Пинком распахиваю дверь ее спальни.

Стоит опустить ее на землю, как она замахивается. Из моего горла вырывается изумленный смешок. Без труда блокирую удар кулаком, не позволяя коснуться солнечного сплетения, и приказываю:

– Прекрати.

– Почему? Потому что так ведут себя дети? Ах, и стервы тоже, да? И плохие актрисы… И девчонки из женского общества… Кто там еще был… – Ее щеки покраснели от смущения. – Ах, да. Еще дуры. Ты же так считаешь, правда? Что я пустышка?

У меня душа уходит в пятки. И не только. Стоит лишь взглянуть на обиженное лицо Саммер, как стояк выдает «не поминайте лихом».

Ее пальцы, которые до этого были так крепко сжаты в кулаки, медленно слабеют и разжимаются. Заметив выражение моего лица, она горько усмехается:

– Я слышала все, что ты сказал Гарретту в баре той ночью.

О черт. Чувство вины охватывает меня с головой, а затем сворачивается клубком стыда в животе.

– Саммер, – начинаю я и умолкаю.

– Каждое слово, – тихим голосом говорит она, – я слышала каждое твое слово, и ни одно из них не было хвалебным, Колин.

Я чувствую себя козлом.

Большую часть жизни я старался придерживаться принципа: не проявляй жестокость к другим, ни о ком не говори гадостей ни в лицо, ни за спиной. В детстве я видел между родителями сплошной негатив, бесконечный обмен ударами. «Твой отец – кусок дерьма, Колин». «Твоя мать – лживая сука, сынок». С годами они успокоились, но было слишком поздно. Токсичная среда, которую они создали, уже сделала свое, научив на горьком опыте, что словом и убить можно. И что разбитую чашку не склеить.

– Саммер, – начинаю я и снова умолкаю.

Не знаю, как все объяснить и не выдать, как сильно желал ее той ночью. Я искал недостатки, потому что мне было с ней хорошо, она смешила и заводила меня. Я хотел ее, и это шло вразрез со здравым смыслом, поэтому стал перечислять все изъяны.

– Мне жаль, что ты все это слышала, – наконец удается выдавить мне.

И тут же понимаю, что зря так сказал. Сидя на краю кровати, она поднимает печальные зеленые глаза. Боже. Этот взгляд просто как стрела в сердце.